В народно-поэтической традиции К. известен, главным образом, по мифологическим преданиям финнов, карелов, эстонцев как некогда живший персонаж, оставивший о себе память в виде различных необыкновенных или расположенных в необычных местах природных обьектов. (Большие камни, скалы, углубления, обрывы, ямы; на небе сияет "звезда Калевы" (Сириус), "Меч Калевы" (созвездие Ориона), в конце лета на вечернем небе вспыхивают беззвучные молнии - зарницы - "Огни Калевы".
Основное значение слова kaleva - великан, громадный человек (существо), могучий, матерый, закоренелый. В сложных словах, означающих единое понятие, kaleva выступает в функции определения: Kalevan kivi - Камень Калевы, Kalevan puu - древо Калевы.
Э.Леннрот создал в "К" новое понятие "Kalevan kansa" - народ Калевы, равнозначное понятию "народ страны Калевалы" (20:572, 610, 45:16, 186, 362; 47:360), Kalevan suku - "род Калевы" (42:441; 45:184), "мужи Калевы" - Kalevan miehet, "женщины Калевы" - Kalevan naiset (44:265), которые не имеют соответствий в народной эпической традиции.
Калевала - Kalevala - мифическая страна, в которой происходят основные события поэмы и которую представляют главные герои: Вяйнямейнен, Илмаринен, Лемминкяйнен, Куллерво и др.
В народной поэтической традиции или в обиходе подобный топоним практически не был известен до опубликования "К". Что же касается такого понятия, как "страна", или даже более ограниченного территориального обьединения, то оно эпическим рунам в общем-то неизвестно, если не относить сюда понятия типа "родимый край (сторонка)", "чужие края (сторона)", "чужбина". В то же время топоним Калевала (в отличие, скажем, от имени Айно) не придуман Леннротом, а взят из народных текстов, где он изредка встречается в заклинаниях, балладе и нескольких свадебных песнях. Калевалой в них называется дом (усадьба) или деревня.
Как и сами эпические герои, территория, на которой они проживают и действуют, просто подразумевается своей, хотя это обстоятельство никак не отмечается. В карельских и финских эпических рунах нет понятий, аналогичных понятиям "русский (или "святорусский") богатырь", "русская земля" и т.п. Правда, в рунах, наряду с широко известным топонимом "Похьела", представляющим собой более широкое понятие, чем название дома (двора, усадьбы), встречаются некие этно-топонимы: Саво, Хяме, Похьянма, Лаппи, Карьяла. Но они осмысливаются всего лишь как чужие локусы, местности, населенные чужими, не своими людьми. Справедливо считается, что это связано с различиями в типах эпоса - русский эпос отражает идеологию стадии становления и укрепления национального государства, карело-финский - догосударственную эпоху развития общества. Э.Леннрот же в своей поэме преодолевает подобный ар
- Спойлер
- хаизм и на основе зачатков идеологии всего лишь местного или родового самосознания формирует идеологию государственного патриотизма, выполняя витавший в воздухе социальный заказ такого рода: ведь именно в XIX веке Финляндия стала создавать свое национальное государство, и государственная идеология была крайне необходима для общества. Решение назвать поэму "Калевалой" (до этого, еще в январе 1835 г., когда рукопись первого варианта была уже готова, Э.Леннрот предполагал дать своему творению имя "Похьела" - "Север", "Северная страна", "Вяйнола", "О Вяйнямейнене") было поистине удачным, ведь оно образовано от корня, к которому прибавлен суффикс - la, означающий место, определенный локус. Таким образом, это повествование и о стране Калевале, и о народе Калевы, и о героях (сынах) Калевы - мифического первопредка народа, возглавляемого Вяйнямейненом.
В Калевале дерево растёт уже с начала времен, когда мир ещё только создаётся и формируется. Дуб заслоняет луну и солнце, и в мире наступает темнота. Ищется человек, который срубит дерево, но ему это не удается. В конце концов, из моря выходит карлик, одетый в медные доспехи, который вырастает в гиганта, и за три удара он срубает дуб. Наконец, свет неба освобождается, и мир готов. Магические силы дерева освобождаются на радость людям. Тот, кто согнёт верхушку дерева, получит бесконечную магию, тот, кто согнёт ветку, получит бесконечное счастье, и тот, кто срежет листья, получит бесконечную любовь.
Стружки дуба плывут по морю и выплывают на берег. Маленькая горничная дьявола, железнозубый пес Лапландии или ещё какое-то злое существо превращают их в колдовские стрелы. Так описывается мифическое понимание рождения оружия: оно появляется так же, как и мирные вещи.
В финской мифологии встречаются и другие упоминания про волшебное дерево. В ритуале, в котором празднуют охоту на медведя, череп медведя вешают на дерево, и это может символизировать возвращение духа медведя через волшебное дерево на небо.
В легендах большой дуб называют также именами tasmatammi и rutimoraita. Tasma — редкое слово, которое возможно заимствовано через язык Коми из турецкого, обозначает верёвку и связующее звено, например, в упряжах. Tasmatammi, скорее всего, обозначало дерево, которое соединяет небо и землю. С другой стороны, rutimo относится к железу, так что дерево прочное, как железо. Некоторые характерные черты магических предметов, вроде топора бога грозы Укко, относятся к волшебному дереву. По некоторым легендам, объясняющим происхождение небесных светил, солнце и луна весят на ветках дерева.
Дуб, который вырастает большим, долголетним и крепким, является святым для многих прибалтийско-финских народов, а также для многих народов Центральной Европы, например, для германцев и кельтов. Верили, что листья дуба приносят счастье. Также дуб связывается с устойчивостью и силой. Дуб является национальным деревом, в частности, в Германии, Франции, Англии, США и Эстонии. Листья дуба также символ финских ветеранов прошлых войн. Во время древних тёплых периодов широколиственные деревья произрастали и намного севернее в Финляндии
Чтобы прочитать этот текст необходимо зарегистрироваться
Согласно эстонским песням, в Манале, подземном царстве, находятся корни мирового древа.
Манала расположена под землёй на окраине мира в Похьёле и от земли живых её отделяет одноимённая река, которая одновременно именуется чёрной (musta) и святой (pyhän). Калевала описывает Маналу как остров. Поток реки составляют копья и мечи, протекает в глубоком ущелье. Через реку переброшен мост. На другом берегу реки умерших встречает страж с тремя псами. Погружение в воды реки ведёт к неминуемой гибели. В реке погиб герой карело-финского эпоса Калевала Лемминкяйнен, отправившись по заданию старухи Лоухи охотиться на волшебного лебедя. Герой карело-финских рун Вяйнемёйнен отправился к хозяевам Туонелы (бог Туони, богини Туонетар и Вамматар) за инструментом для изготовления лодки и саней.
Чтобы прочитать этот текст необходимо зарегистрироваться
- Спойлер
- Вот беспечный Лемминкяйнен
думу думает, гадает,
по какой тропе пуститься,
по какой пойти дорожке:
то ли бросить лося Хииси,
побрести домой тихонько,
то ли снова попытаться
пробежать ещё на лыжах
к радости хозяйки леса,
девам корбы на усладу?
Молвил он слова такие,
произнес такие речи:
«Ой ты, Укко, бог верховный,
старец наш, отец небесный!
Сделай мне прямые лыжи,
лёгкие сработай калху,
чтоб я мог бежать по снегу
через топи, через тверди,
в земли Хииси мог добраться,
пробежать борами Похьи,
где дорожки лося Хииси,
где сохатого тропинки!
На просторы леса выйду,
из людской избы — на волю,
путь возьму на Тапиолу,
мимо Тапио избушек.
Здравствуйте, холмы и горы,
здравствуй, гулкий тёмный ельник,
здравствуй, частый мой осинник,
сам приветствующий, здравствуй!
Распахнись, расщедрись, корба,
раскошелься, Тапиола,
проводи меня на остров,
отведи меня на горку,
где добыча притаилась,
спряталась лесная живность!
Нюрикки, сын Тапиолы,
муж опрятный в красном шлеме,
сделай затеси на соснах,
крестики оставь на варах*,
чтоб сумел я, бестолковый,
здесь чужой, найти дорогу,
в поисках даров таежных,
в промыслах лесной добычи!
Меликки, хозяйка леса,
чистая, с красивым станом,
золото пусти на волю,
серебро — рассыпь по лесу,
на ловца веди добычу,
на охотника — удачу!
Ключиками золотыми,
что висят в кольце на бедрах,
отвори амбары корбы,
отопри кладовки леса
в дни моей охоты славной,
в пору промысла лесного!
Если же сама не хочешь,
то пошли своих работниц,
повели своей прислуге,
прикажи своим служанкам.
Ну какая ж ты хозяйка,
если в доме нет прислуги,
нет хотя бы ста работниц,
тысячи служанок шустрых,
что пасут стада большие,
обихаживают живность.
Маленькая дева леса,
медоустая красотка!
Ты подуй в рожок медовый,
в сладкозвучную свирельку,
на ушко сыграй хозяйке,
золотой лесной старушке,
чтобы сразу услыхала,
чтоб скорее с ложа встала,
ведь она меня не слышит,
в дреме сладкой пребывает,
хоть давно молю усердно,
сыплю золото заклятий».
Только все же Лемминкяйнен
остается без добычи.
По болоту мчит, по суше,
по лесам скользит дремучим,
божьим угольным угорам,
угольным полянам Хииси.
День бежит, второй несётся,
вот на третий день к полудню
на большую вышел гору,
на утёс взбежал огромный,
глянул пристально на запад,
за болотину — на север:
избы Тапио маячат,
блещут двери золотые
с севера, из-за болота,
из кустарника под варой.
Вот беспечный Лемминкяйнен
подошел к жилищу ближе,
подбежал вплотную к дому,
прямо к окнам Тапиолы,
в избу заглянул, пригнувшись,
посмотрел в окно шестое:
там дарительницы жили,
живности лесной хозяйки,
в будничных своих одеждах,
в замусоленных лохмотьях.
Так промолвил Лемминкяйнен:
«Почему, хозяйка леса,
ходишь в будничных одеждах,
в рваном рубище для риги?
Отчего ты не умыта,
почему ты неопрятна,
выглядишь теперь так дурно,
смотришься так некрасиво?
Раньше здесь, в лесу бывая,
я всегда три за́мка видел —
за́мок был один из кости,
два — из дерева, из камня.
Шесть окошек золоченых
было по углам тех за́мков.
Заглянул в окно однажды,
стоя под окошком за́мка:
Тапио, хозяин дома,
за́мка добрая хозяйка,
Теллерво, их дочь-красотка,
Тапиолы домочадцы
золотом одежд блистали,
серебром сверкали платьев.
У самой лесной хозяйки,
владычицы таёжной,
руки — в золотых браслетах,
в золотых колечках — пальцы,
в золотых заколках — кудри,
в прядках золотых — причёска,
серьги золотые — в мочках,
в скатном жемчуге — вся шея.
Милая хозяйка леса,
медоустая старушка!
Обувь скинь, что для покоса,
лапти сбрось, что для пожога,
рубище сними для риги,
повседневную рубаху.
Нарядись в одежды счастья,
облачись в наряд удачи
в дни моей лесной охоты,
в пору поиска добычи!
Грустно мне всегда бывает,
очень грустно и обидно
оттого, что нет удачи,
нет удачи, нет добычи.
Хоть бы изредка давала,
присылала мне добычу.
Скучен вечер без веселья,
без добычи день скучнее.
Старец леса бородатый,
в шапке хвойной, хвойной шубе!
Приодень боры в полотна,
чащи — в ткани дорогие,
в синее сукно — осины,
ольхи — в лучшие наряды.
Серебра навесь на сосны,
золота — на ветви елей,
соснам дай на пояс меди,
серебра — сосёнкам юным,
золотых серёг — березам,
пням — бубенчиков звенящих.
Сделай, как бывало прежде,
в дни поры твоей чудесной,
чтоб луной сверкали ели,
чтоб сияли солнцем сосны,
чтобы мёдом пахло в чаще,
симой сладкой — в синих рощах,
суслом — на краях опушек,
у болот — топлёным маслом!
Милая девица леса,
Туликки, дочь Тапиолы,
живность выгони на склоны,
на открытые поляны.
Если дичь бежит лениво,
семенит неторопливо,
ты возьми в лесочке вицу,
в корбе выломай берёзку,
щекотни бока легонько,
тронь под мышкою тихонько,
чтоб скорее дичь бежала,
чтоб проворнее скакала,
чтобы шла навстречу мужу,
выходила на тропинку!
А когда навстречу выйдет,
ты пошли её по тропке,
вытяни оградкой руки,
вдоль тропы поставь ладони,
чтобы дичь не увернулась,
в сторону не ускользнула.
Если дичь свернёт с дорожки,
если спрячется в сторонке,
за уши поставь на тропку,
за рога верни на стежку!
Коль бревно лежит на тропке —
отодвинь его в сторонку,
преграждает путь валёжник —
разломай его на части!
Если встретится ограда,
повали ограду наземь
на длину пяти пролётов,
меж семью свали колами!
Преградит река дорогу,
в ручеёк тропа упрётся —
протяни шелка мосточком,
сукна красные — настилом.
Перекинь их над проливом,
над широкой водной гладью,
поперёк потока Похьи,
через водопад бурлящий.
Дома Тапио хозяин,
дома Тапио хозяйка,
старец с белой бородою,
золотой король таёжный,
Мимеркки, хозяйка леса,
раздающая добычу,
в синей мантии старушка,
дух болот в чулочках красных,
золотом давай меняться,
серебром давай считаться.
Золоту всего лишь месяц,
серебро вчера добыто,
на войне богатство взято,
в битве нажита добыча.
В кошельке сотрутся деньги,
очень быстро потемнеют,
если золота не тратят,
Эесли серебром не платят!»
Так беспечный Лемминкяйнен
по лесам на лыжах бегал,
песню спел у каждой чащи,
три — под мышкой каждой корбы,
умилил хозяйку леса,
ублажил владыку бора,
покорил служанок леса,
юных Тапио красавиц.
Вот они к нему пригнали
лося Хииси из укрытья,
из-за вары Тапиолы,
из владений замка Хииси
вывели ловцу навстречу,
заклинателю на тропку.
Вот беспечный Лемминкяйнен .
ловко свой аркан кидает
на лопатки лося Хииси,
на загривок верблюжонка,
чтобы сильно не брыкался,
если спину станут гладить
Тут беспечный Лемминкяйнен
вымолвил слова такие:
«Царь земли, тайги хозяин, .
славный житель боровины,
Меликки, хозяйка леса,
ты, дарительница дичи,
золотом я рассчитаюсь,
серебром я расквитаюсь,—
расстели свои полотна,
подложи платок любимый
под монеты золотые,
под серебряные деньги,
чтоб не падали на землю,
чтоб в пыли не замарались»
В Похьолу затем приходит,
говорит слова такие:
«Лося я нагнал на лыжах
на поляне дальней Хииси.
Ты отдай, хозяйка, дочку,
выдай деву молодую!»
Лоухи, Похьолы хозяйка,
так на это отвечала:
«Тут же выдам я девицу,
милую свою дочурку,
лишь ты мерина взнуздаешь,
Элишь возьмёшь коня из Хииси,
жеребёнка с пенной мордой
на краю поляны Хииси».
Вот беспечный Лемминкяйнен
взял поводья золотые,
взял серебряную оброть*,
мерина искать пустился,
светлогривого — по слуху
на поляне дальней Хииси.
Вот идёт себе, шагает,
ковыляет потихоньку
на зеленую лужайку,
на межу святого поля.
Там выслеживает лошадь,
там выслушивает сивку,
подпоясанный уздечкой,
конской сбруею увешан.
Ишет день, второй уж ищет.
Вот на третий день однажды
на большую вышел гору,
на скалу взошёл крутую,
повернул свой взор к востоку,
бросил взгляд пониже солнца,
лошадь на песке приметил,
светлогривую — меж елей,
пламенем пылала чёлка,
дым густой валил из гривы.
Так промолвил Лемминкяйнен:
«Ой ты, Укко, бог верховный,
ты небесных туч хозяин,
белых облаков властитель!
Твердь небесную разверзни,
в воздухе пробей прорехи,
сыпани железным градом,
льдинок набросай морозных
доброй лошади на гриву,
на спину коню из Хииси!»
Укко, сам творец верховный,
белых облаков властитель,
разорвал на части воздух,
небо — на две половины,
льда насыпал, стужи бросил,
град швырнул с небес железный,
конской головы чуть меньше,
человеческой — чуть больше,
доброй лошади на гриву,
а спину коню из Хииси.
Тут беспечный Лемминкяйнен
подошел к коню поближе,
разглядеть решил получше,
сам сказал слова такие:
«Хиитолы жеребчик славный,
горный конь с губою пенной,
с головою золотою,
сунь серебряную морду
в золотые колокольца,
под серебряные звоны!
Обойдусь с тобой не грубо,
буду погонять не быстро,
я поеду недалеко,
проскачу совсем немного,
прямо к Похьолы жилищам,
ко двору суровой тещи.
Если плеткой и ударю,
стегану легонько вицей —
шёлковым платком приглажу,
мягкой оботру суконкой».
Рыжая лошадка Хииси,
жеребёнок пенногубый,
вставил морду золотую,
лоб серебряный просунул
в золотые колокольца,
под серебряные звоны.
Так беспечный Лемминкяйнен
мерина взнуздал большого,
золотцу надел уздечку,
серебру накинул оброть,
сам вскочил коню на спину,
лошади на круп уселся.
Розгой резвую ударил,
вытянул хлыстом из ивы,
лишь чуть-чуть пути проехал
по вершине голой сопки,
съехал к северному склону
серебристой снежной вары,
прискакал к жилищам Похьи,
в избу со двора ввалился,
говорит, войдя в жилище,
молвит, в Похьолу явившись:
«Мерина взнуздал большого,
жеребца лихого Хииси,
на лужайке травянистой,
на меже святого поля,
изловил я лося Хииси
на полянах дальних Хииси.
Ты отдай, хозяйка, дочку,
выдай деву молодую!»
Лоухи, Похьолы хозяйка,
так в ответ ему сказала:
«Лишь тогда отдам я дочку,
выдам деву молодую,
как в реке подстрелишь птицу,
лебедь юную — в стремнине,
в Туонеле, в потоке чёрном,
в омуте реки священной,
выстрелив лишь раз из лука,
лишь одну стрелу затратив!»
Снарядился Лемминкяйнен,
сам красавец Кавкомьели,
клики лебедей послушать,
посмотреть на длинношеих
в Туонеле, в потоке чёрном,
в устье Маналы глубокой.
Быстрым шагом поспешает,
пробирается проворно
к Туонеле, реке священной,
к нижнему теченью Маны,
с добрым луком за спиною,
с полной сумкой стрел калёных
Там пастух в шапчонке мокрой,
Похьолы старик незрячий,
притаился возле Туони,
около реки священной,
вертит головою, смотрит,
Кавкомьели поджидает.
Вот однажды днём прекрасным
Лемминкяйнена увидел,
приближавшегося быстро
к Туонеле, реке священной,
прямо к лютому порогу,
к той бушующей стремнине.
Из воды гадюку вынул,
ядовитую тростинку*,
прострелил тростинкой сердце,
Лемминкяйненову печень,
через левую подмышку,
в правое плечо героя.
Тут беспечный Лемминкяйнен
боли страшные почуял,
так сказал он, так промолвил:
«Поступил я неразумно,
что спросить забыл, разведать
у родительницы милой
слова два хотя бы важных,
слова три, от силы, нужных,
как мне быть и что мне делать
в смертный час, годину злую,
как лечить укус гадюки,
раны от закрытой дудки.
Ой ты, мать моя родная,
вынесшая мук немало,
если б ведала и знала,
где теперь твой сын несчастный,
прилетела бы, примчалась,
поспешила бы на помощь,
сына милого спасла бы,
увела с дороги смерти,
юному не дав погибнуть,
сильному уснуть навеки».
Похьолы старик незрячий,
тот пастух в шапчонке мокрой,
Лемминкяйнена бросает,
сына Калевы толкает
в темные потоки Туони,
в круговерть стремнины страшной.
Так и сгинул Лемминкяйнен,
колотясь в камнях, умчался,
в быстрине мелькнув, унёсся
к жилищам мрачным Туонелы.
Кровожадный парень Туони
там мечом ударил мужа,
разрубил на части тело.
Лишь одним ударом сильным
разрубил на пять кусочков,
распластал на целых восемь,
выбросил в пучину Туони,
в глуби Маналы широкой:
«Здесь тебе лежать до веку,
с луком, стрелами своими,
лебедей стрелять в потоке,
водных птиц на быстрых струях!»
Так скончался Лемминкяйнен,
сгинул сватальщик упрямый,
в Туонеле нашёл могилу,
в устье Маналы — кончину.
Чтобы прочитать этот текст необходимо зарегистрироваться
Вход в Похьёлу стерегут волк, медведь и змея (Käärme). Хозяйкой Похьёлы является злая колдунья Лоухи, обладающая великими чарами. Кузнец Сеппо Ильмаринен за руку её дочери приносит ей в оплату Сампо — чудесную меленку-самомолку, создательницу материального благополучия для народа Похьёлы, подобную рогу изобилия.
Другие герои Калевалы также просили руки дочерей Похьёлы — искатель приключений Лемминкяйнен и мудрец Вяйнямёйнен. Лоухи требовала от них исполнения чудес, подобных выковыванию Сампо, — например, надо было подстрелить лебедя на реке Туонела. После того, как пожелание исполнялось, устраивался свадебный пир в величественном зале Похьёлы.
Чтобы прочитать этот текст необходимо зарегистрироваться
Основание опоры мира — корень «мирового дерева» — находится, согласно финской мифологии, где-то за северным горизонтом, в Похьёле. Основная сюжетная линия эпоса «Калевала» включает выковывание чудо-мельницы Сампо, накапливание богатства внутри огромной горы в тёмных землях Похьёлы, поход людей с юга и сражение за обладание Сампо, в результате чего Сампо оказалась разбита, а крышка — потеряна (что привело к гибели мирового дерева на Северном полюсе).Несмотря на враждебное отношение калевальцев и эпических героев народных рун к Похьёле, именно там они сватают (или похищают) себе жён, похищают культурные блага (сампо), поэтому между Калевалой и Похьёлой существуют родственные отношения. Это диалектическое единство враждебности и близости в народных рунах сохраняется постоянно. В «Калевале» же борьба обостряется, пока герои не одерживают окончательной победы над «силами мрака», с которыми родственные отношения оказались как бы закономерно порванными после гибели первой жены Ильмаринена и превращения второй, неверной, жены в чайку (обе супруги были дочерями Лоухи).
В Похьёлу — на далекий север — в финских заговорах отгонялись болезни.
Тапио (14:26; 32:88, 90 и др.) - главный хозяин, властитель леса, от него зависит охотничья удача. Для задабривания Тапио охотник приносил ему жертву - зерна ржи, муку, немного пива или вина.
Тапиола (14:25; 15:398, 406; 20:218; 32:258 и др.) - лес, владения Тапио.
Теллерво (14:123; 32:90, 251; 46:339) - младшая властительница леса, стерегущая стада Тапио. В "К" так зовут жену Тапио (41:58).
Туони, Туонела (4:284; 6:128 и др.) - то же, что и Мана, Манала.
Мана, Манала (6:127; 14:452; 15:190) - место пребывания умерших, мир мертвых (то же, что и "туонела"), а также хозяин этого (подземного, потустороннего) локуса, распорядитель. Для большего удобства чтения в переводах Мана (Манала) пишется с большой буквы, хотя, строго говоря, это просто синоним "смерти" или понятия "потусторонний мир".
Ловхи (1:46, 48 и др.) - имя, данное Э.Леннротом хозяйке Похьелы. Народные руны, рассказывающие о Похьеле как экзогамном роде (где герой эпоса похищает или сватает себе жену) или как о противостоящем эпическим героям локусе и народе, не знают имени властительницы (хозяйки). Она всегда лишь "хозяйка Похьелы". Имя Ловхи (Ловитар, Ловетар, Лоуки и т.п.) встречается только в заклинаниях, где оно принадлежит приносящему зло и болезни существу в женской ипостаси. Слово lovi, с которым иногда связывают происхождение рассматриваемого имени, означает щель, расщелину в земле, где обретается подземный дух. Отсюда название состояния шамана, который в трансе "падает в расщелину", - lankeaa loveen. Другие авторы выводят этимологию слова Ловхи из имени скандинавского божества Локи или имени его матери Лауфей.
Укко - верховный бог. Подобно Зевсу, Тору, Перкунасу является властителем погоды и туч. Гроза по-фински называется ukonilma - "погода Укко".
Хийси (6:37; 8:152) - мифическая местность или существо. Представления о Хийси (хийси) восходят к дохристианским верованиям, связанным со священными рощами. Хийси как мифологический персонаж означал злого хозяина леса (хотя мог восприниматься и как Тапио), великана, существо, укрывающееся в далеких укромных местах. От него исходили болезни, несчастья. Различные стихии имели "своих" хийси (водные, горные, лесные, хийси земли, огня, кладбища, дома, бани, риги).
В "К" "хийси" применяется для обозначения местности, когда имеется в виду дурное место (9:386; 13:30), иногда - Манала (17:245).
Чаще всего в "К" "хийси" все же персонифицируется.
Хийси лось (лось от Хийси) (13:29, 51; 14:5, 21) - лось, которого Лемминкяйнен должен был добыть, выполняя трудные задания при сватовстве к деве Похьелы. В народной традиции восходящий к международным аналогам сюжет о погоне за лосем (у обских угров это "небесный лось") не связан с выполнением трудных заданий при сватовстве, а его персонажем не является Лемминкяйнен. Завязка этого сюжета обычно состоит в том, что делающий лыжи Кавппи (Люликки и пр.) хвастается, что на его лыжах можно догнать хоть какого быстрого зверя. Услышав это, хийси (черти) быстренько делают лося, чтобы лыжный мастер доказал, на что годятся его изделия и что будет, когда он нагонит "лося", который на самом деле лишь гнилушка.
Хозяева (хозяйки) стихий: владычица поляны (2:306), хозяйка почвы - eukko maan em nt (2:302) и т.п.
Чтобы прочитать этот текст необходимо зарегистрироваться
Лемминкяйнен (п. 11-15, 20, 26-30) - один из главных героев "К", балагур, весельчак, любимец женщин, задиристый драчун и вояка, стремящийся стяжать себе боевую славу. Образ Л. воссоздан в "К" сложением нескольких персонажей - поэтому у него несколько имен (Ахти, Кауко, Каукомойнен, Каукомьели) - и характеризуется противоречивыми чертами, ибо исходные персонажи часто относятся к разностадиальным сюжетам и эпическим мотивам. Он и могучий маг и чародей (подобно Вяйнямейнену), и герой мифа об амазонках, сохраняющий рудименты божества плодородия, и воинственный викинг, для которого битвы и завоеванные в них боевые трофеи дороже всего на свете.
Унтамо (5:17,21) - 1. персонаж демонологии, дух сна. Слово происходит от основы un -(uni - "сон"). Иногда так называют вкушающего вечный сон Випунена, мудреца, ведуна и хранителя знаний предшествующих поколений. 2. (31:16; 34:97; 35:367) - имя брата Калерво (отца Куллерво).
Унтамола, Унтола (15:576) - образованное Э.Леннротом название местности, которую можно идентифицировать с Похьелой или даже с неким потусторонним миром сна, откуда был родом "пастух в шапчонке мокрой", столкнувший Лемминкяйнена в речку Туони.
Название местности, где обитал род Унтамо (31:99; 36:236).
Куллерво (31-36 песни) - трагический герой "К", жизнь и деятельность которого непосредственно не связана с деяниями главных эпических героев, ведущих борьбу в основном против враждебной, противостоящей Калевале Похьелы и стремящихся привести к счастью всех людей. К. тоже борется против зла, но внутри своего сообщества. Вся история его жизни - это иллюстрация пагубности вражды и раздоров между членами общества.