В отличие от египтян и шумеров греки почти не знали заупокойных человеческих жертв. Их представления о загробном мире не предполагали, что умершему понадобятся слуги. Бесплотные, лишенные памяти тени, бродившие по Аиду, не имели земных благ, да они им былии не нужны. Единственным, чего жаждали тени, была кровь черных баранов и овец, которая возвращала им память и позволяла вновь — видимо, ненадолго — обрести подобие жизни, хотя бы и бестелесной.
Впрочем, уже в «Одиссее» есть упоминание о том, что среди бесплотных и бесчувственных теней встречаются грешники, которые несут заслуженное и вполне телесное наказание: Тантал, мучимый голодом и жаждой, Сизиф, вынужденный, обливаясь потом, вечно вкатывать на гору тяжелый камень. Кроме того, в «Одиссее» есть и упоминание о блаженных Елисейских полях, куда попадают души самых выдающихся героев (впрочем, многие исследователи считают это позднейшей вставкой). Так или иначе, в период между началом двенадцатого века (посещение Аида Одиссеем) и восьмым веком до н. э. (жизнь Гомера) у греков появилось какое-то представление о том, что души за гробом продолжают жизнь, подобную жизни земной. Тем не менее в слугах покойные греки почему-то не нуждались, и человеческие жертвоприношения на похоронах были и согласно мифам, и согласно данным археологии большой редкостью. Одним из немногих ахейцев, чье имя неоднократно упоминается в связи с такими жертвоприношениями, был, как это ни странно, Ахилл.
В «Одиссее» тень Ахилла, обитающая в Аиде, обретает сознание и память, только напившись бараньей крови.
Трудно поверить, чтобы предводителю мирмидонян были нужны в загробном царстве служанки или наложницы. Тем не менее сразу после взятия Трои греки принесли в жертву Ахиллу дочь Приама — Поликсену. Она была зарезана на кургане героя его сыном Неоптолемом. Правда, согласно Флавию Филострату, Поликсена сама покончила с собой после смерти Ахилла из любви к нему, а согласно древнему комментатору Еврипида, была смертельно ранена при падении Трои и похоронена Неоптолемом. Но так или иначе, версия о принесении девушки в жертву тени Ахилла не вызывала у греков никаких принципиальных сомнений. Тем более что сам Ахилл за год до этого принес двенадцать «пленных Трои прекрасных сынов» в заупокойную жертву своему другу Патроклу.
Следы человеческих жертвоприношений, приносимых богам предками будущих эллинов, уходят в далекое прошлое. Так, в Коринфе археологи обнаружили колодец эпохи ранней бронзы, забитый останками более чем двадцати человек. Специалисты высказали предположение, что это — результат жертвоприношения хтоническим, или подземным, богам.
Согласно мифам, первые человеческие жертвоприношения совершались в честь Крона, отца Зевса. Мать спрятала Зевса в пещере на острове Крит. Охраняли младенца некие «куреты».
- Спойлер
- По поводу того, кто такие куреты, существуют разнообразные точки зрения, но кем бы они ни были, людьми или божествами, все сходятся на том, что древние куреты обитали на Крите во времена правления Крона и именно они охраняли младенца Зевса. Позднее этим словом стали называть юношей, разыгрывавших перед зрителями сцены, которые, согласно греческим мифам, происходили на этом месте, сначала в Диктейской пещере, где Рея родила божественного младенца, а потом в Идейской пещере, где она его спрятала. Но если древнейшие куреты ограничивались охранными функциями и лишь заглушали плач младенца Зевса звоном щитов и копий, звуками тимпанов и флейт и шумом воинских плясок, то позднее куреты-жрецы, судя по всему, чувствовали вину перед обманутым ими Кроном и пытались загладить ее жертвоприношениями. Историк третьего века до н. э. Истр сообщает, что в древности куреты приносили в жертву Крону детей.
Культ бога плодоносящих сил земли и вечно обновляющейся растительности Диониса был неразрывно связан в сознании греков с жизнью и смертью. Кроме того, жертвы богу виноградарства и виноделия могли приноситься не иначе, как в состоянии опьянения и вакхического неистовства. Поэтому одним из наиболее древних ритуалов служения Дионису было разрывание и поедание живого мяса. Всем известна печальная судьба Орфея, который был разорван на куски вакханками за то, что не почитал Диониса и предпочел ему Аполлона.
На греческом острове Тенедос Дионис носил прозвище Антропоррест — «Человекорастерзыватель». Римский писатель рубежа II–III веков н. э. Элиан писал в своем сочинении «О природе животных»:
- Спойлер
- «Тенедосцы держат стельную корову для Диониса Антропорреста, „Человекорастерзывателя“, и когда ей приходит пора телиться, они заботятся о ней, как о женщине-роженице. Но новорожденного детеныша они приносят в жертву после того, как привяжут котурны к его ногам. В человека же, который поражает его топором, народ бросает камни, и тот бежит прочь, пока не достигнет моря».
Согласно Павсанию, составившему во втором веке подробное «Описание Эллады», жители города Потнии, неподалеку от Фив, однажды, принося жертву богу, «под влиянием опьянения пришли в такое неистовство, что убили жреца Диониса; убившие тотчас же были поражены моровой язвой, и вместе с тем из Дельф к ним пришло веление бога приносить Дионису ежегодно цветущего мальчика; немного лет спустя, по их словам, вместо мальчика бог разрешил приносить им как жертву козу». После этого местный Дионис получил прозвище Эгобол — «Козлопоражающий».
Бык и козел— традиционные символы Диониса — заменили человека в культе этого бога.
Надо отметить, что отношение греческих богов к человеческим жертвоприношениям было двойственным. С одной стороны, они их требовали и принимали. С другой — случалось, что и осуждали, по крайней мере в тех случаях, когда люди приносили им такие жертвы по собственной инициативе, без повеления оракула.
- Спойлер
- Так, Павсаний, сравнивая первого царя Аттики, строителя афинского акрополя, Кекропса и царя Аркадии Ликаона, пишет:
«Лично я думаю, что афинский царь Кекропс и Ликаон жили в одно время, но в вопросах религии они были не одинаково мудры. Кекропс первый назвал Зевса Верховным и решил не приносить ему в жертву ничего, что имеет душу, сжигая на его алтаре в виде жертвы местные лепешки, которые и до нашего времени афиняне называют пеланами. Наоборот, Ликаон на алтарь Зевса Ликейского принес человеческого младенца, зарезал его в качестве жертвы и окропил его кровью алтарь. Говорят, что сейчас же после этой жертвы он из человека был обращен в волка. Этот рассказ внушает мне доверие: сказание это издавна сохраняется у аркадян, и самая вероятность говорит в его пользу».
- Спойлер
- Когда ахейцы после долгих сборов, которые, по разным источникам, длились от одного до семи лет, наконец вывели свои корабли из гавани города Авлида, их поход на Трою не продлился слишком долго. Сначала греки перепутали и вместо «высокотвердынной Трои» разгромили владения своего союзника Телефа в Мизии. А когда ошибка разъяснилась и устыженные ахейцы, принеся извинения, вновь сели на свои «чернобокие суда», разразилась буря, которая пригнала неудачливых вояк обратно в авлидскую гавань. Здесь выяснилось, что дороги на Трою не знает никто, кроме того самого Телефа, с которым только что вышла такая неприятная история. А когда ахейцы всеми правдами и неправдами уговорили Телефа участвовать в походе, случилась очередная заминка: не стало попутного ветра. Обратились к прорицателю Калханту, и тот объявил, что ветер отменила богиня Артемида. По одним данным, она разгневалась на Агамемнона за то, что он убил ее священную лань, по другим — за то, что он, подстрелив оленя, похвастался, что даже сама Артемида не сделала бы это так ловко. Кроме того, он не принес богине в жертву чаемого ею золотого ягненка… Короче, Артемида устами Калханта возгласила, что ветра не будет, пока греки не принесут ей в жертву дочь Агамемнона.
Еврипид подробно описывает подготовку к жертвоприношению:
И вот Калхант-провидец вынул нож,
Что лезвие таил в суровой коже,
И в россыпь круп его он погрузил
Средь золотой корзины, а царевне
Венком чело увил. Меж тем Пелид,
Вкруг алтаря кружась, его водою
И той крупой священной окропил
И к дочери Зевесовой взывает:
«О дивная охотница, в ночи
Ты по небу свое светило катишь…
Прими ж от войск союзных этот дар
И от вождя дружин, Агамемнона:
Кровь чистую из девственной ее
И мраморной мы выпускаем шеи.
Утешься ей и даруй путь судам,
Дай Трою нам высокую разрушить!..»
И в землю взор в молчаньи вперил
Агамемнон; и Менелай, и войско
Потупились. И наскоро мольбу
Жрец сотворил, меж тем как взор прилежно
На девственной груди ее искал,
Где б нож вонзить ему, чтоб без мучений
И разом ей конец настал…
Еврипид описывает, как испуганные очевидцы отвели глаза от жертвенника, а когда вновь подняли их — Ифигении уже не было.
Близ алтаря лежала, содрогаясь,
Огромная, красы отменной, лань,
И кровь ее в последних муках жизни
По ступеням рекой струилась алой…
Жрец объявил ахейцам, что «благородный дар… охотницей божественной отринут…», что Ифигения «среди богов удел днесь обрела» и что «молва о чуде меж греками, конечно, не умрет». Версии о том, что Ифигения стала божеством, придерживался автор «Каталога женщин» (ошибочно приписывавшегося Гесиоду); он писал, что Артемида
Деву поспешно с собой унесла и амвросией сладкой
Тело с главы умастила, чтоб оное стало нетленным,
Дни навсегда положила в бессмертии жить, не старея.
Ныне ее называет племя земных человеков
Спутницей славной метальщицы стрел Артемидой Дорожной.
Спася девушку, Артемида перенесла ее в далекую Тавриду (нынешний Крым), где у богини было святилище, и сделала своей жрицей. О том, как дальше сложилась судьба Ифигении, тоже повествуют многие античные авторы. Тем более что судьба эта была не из легких: едва спасшись от жреческого ножа, Ифигения должна была сама участвовать в человеческих жертвоприношениях, которыми старались умилостивить богиню благочестивые тавры. Делала она это, судя по всему, настолько добросовестно, что со временем затмила саму Артемиду и стала почитаться местными жителями в качестве одной из ипостасей богини.
«У тавров существуют такие обычаи: они приносят в жертву Деве потерпевших крушение мореходов и всех эллинов, кого захватят в открытом море, следующим образом. Сначала они поражают обреченных дубиной по голове. Затем тело жертвы, по словам одних, сбрасывают с утеса в море, ибо святилище стоит на крутом утесе, голову же прибивают к столбу. Другие, соглашаясь, впрочем, относительно головы, утверждают, что тело тавры не сбрасывают со скалы, а предают земле. Богиня, которой они приносят жертвы, по их собственным словам, это — дочь Агамемнона Ифигения. С захваченными в плен врагами тавры поступают так: отрубленные головы пленников относят в дом, а затем, воткнув их на длинный шест, выставляют высоко над домом, обычно над дымоходом. Эти висящие над домом головы являются, по их словам, стражами всего дома».
Даже в четвертом веке уже нашей эры Аммиан Марцеллин, офицер римской армии и историк, описывает почти такой же ритуал — с той лишь разницей, что в его времена отрубленные головы выставляли на стенах святилищ. Описания античных авторов подтверждаются и находками археологов…
Потом жертвоприношение немного видоизменилось. Но поскольку богиня все-таки жаждала крови, то спартанцы учредили обычай бичевать на алтаре Артемиды юношей-эфебов (достигших совершеннолетия).
- Спойлер
- Павсаний пишет:
«Место, называемое Лимнеем, является храмом Артемиды. Тут находится ее деревянное изображение, которое, говорят, некогда Орест и Ифигения похитили из Тавриды. По рассказам лакедемонян (спартанцев. — О. //.), оно было перенесено в их город Орестом, который тут и царствовал… После этого им было сообщено божье слово — орошать жертвенник человеческой кровью. Прежде приносили в жертву того, на которого указывал жребий, но Ликург заменил это бичеванием эфебов… При этом присутствовала жрица, держа в руках деревянное изображение. Будучи маленьким по величине, это изображение было очень легким, но если бывает, что бичующие бьют эфеба слабо, щадя или его красоту, или его высокое положение, тогда для жрицы это деревянное изображение становится тяжелым, и она с трудом может его держать; она начинает тогда обвинять бичующих и говорит, что из-за них она чувствует тяжесть».
- Спойлер
- Плутарх сообщает:
«Мальчиков в Спарте пороли бичом на алтаре Артемиды Орфии в течение целого дня, и они нередко погибали под ударами. Мальчики гордо и весело соревновались, кто из них дольше и достойнее перенесет побои; победившего славили, и он становился знаменитым. Это соревнование называли „диамастигосис“, и происходило оно каждый год».
Кровавый след человеческих жертвоприношений еще долго тянулся за ахейцами после того, как они отбыли из разрушенной Трои.
Еще один обычай жертвоприношения девушек был связан с именем Афины. Чтобы умилостивить ее гнев за проступок, локры должны в течение тысячи лет регулярно отсылать в восстановленную Трою двух девушек для службы в храме Афины-Илиады. Причем, несмотря на то, что Афина не требовала возлагать девушек на алтарь, этот обычай оказался весьма кровавым: когда корабль с новоявленными храмовыми служительницами подходил к берегам Троады, локры по традиции встречали девушек градом камней и преследовали их до самого святилища. Если несчастные оставались в живых, они должны были выполнять в храме грязную работу и не смели выходить наружу до наступления ночи. После смерти тела девушек сжигали, прах выбрасывали в море, а локры присылали новых жертв.
Интересно, что Афина, хотя и славилась как богиня мудрости и ремесел, человеческие жертвоприношения принимала, причем не только условные, как описано выше, но и самые непосредственные. На Кипре, в городе Саламине (не путать с одноименным островом), находилось объединенное святилище Афины, ее любимца героя Диомеда и второстепенного мифологического персонажа Аглавры (в одном из вариантов — Агравлы), которую иногда считали ипостасью Афины. В этом святилище по крайней мере до конца четвертого века до н. э. существовал обычай человеческих жертвоприношений. В осеннем месяце афродизионе эфебы трижды прогоняли человека вокруг алтаря, после чего жрец убивал его ударом копья, и труп сжигали.
В наше время пожары не способствуют сохранности архивов, но древние греки делали текущие учетные записи на табличках из сырой глины. Обжигать их никому не приходило в голову, и со временем эти таблички рассыпались, или размокали, или еще каким-то образом уничтожались. Но пожар превратил хрупкую глину в бессмертную керамику, и мы знаем сегодня, как жил Пилос в последние годы и даже дни своего существования. О последних днях, а быть может, и часах дворца, когда его жители, отчаявшись, готовы были к последнему средству — человеческим жертвоприношениям, повествует одна из найденных здесь табличек.
Табличка эта, довольно крупная, была исписана с обеих сторон в страшной спешке. Здесь есть прочерченные строки, которые так и не были заполнены, кое-где писец стирал написанное, начинал писать на обороте, потом возвращался обратно. Содержание таблички не вполне ясно, но исследователи склоняются к мысли, что речь шла о каком-то религиозном обряде, вероятно, о жертвоприношениях целому ряду богов. В первом параграфе текста говорится: «Владычице — один золотой сосуд, одна женщина». Дальше перечисляются еще четыре божества, каждому из которых причитается по одному сосуду, а двум из них — еще и по женщине. Подобная информация содержится и в завершающей части текста, причем в двух случаях речь идет о богах мужского рода, которым, соответственно, предлагаются мужчины. Всего в табличке названы четырнадцать богов, которым было пожертвовано тринадцать золотых сосудов и десять людей — восемь женщин и двое мужчин. Указаны и местности, в которых должны были совершиться эти жертвоприношения. Одна из них входила в непосредственный округ Пилосского дворца, две другие были связаны с культами Посейдона и Зевса, четвертая сегодня не локализуется.
Одним из обычаев, которые продержались в Афинах и в крупных торговых портах Ионии с древности и вплоть до шестого, а где-то и до пятого века до нашей эры, был обычай принесения в жертву так называемого «фарма-ка». Фармак — это нечто вроде «козла отпущения», им объявляли преступника, приговоренного к смертной казни, или кого-то из людей, принадлежавших к низам общества. В случае эпидемии, голода или других напастей фармак объявлялся ответственным за все грехи горожан, и его приносили в жертву богам. Чаще всего фармака побивали камнями, но этому предшествовал определенный ритуал. В некоторых местах его предварительно кормили смоквами, ячменными лепешками и сыром, а потом розгами прогоняли через весь город и, нанеся ему семь ударов прутьями по половым органам, убивали, а пепел сжигали и развеивали над морем. Где-то фармака оставлялив живых, но камнями прогоняли из города. В Афинах избирали двух фармаков, мужчину и женщину. Их украшали венками из фиговых ветвей и после ритуального обхода города изгоняли прочь.
В пятом веке до н. э. человеческие жертвоприношения уже казались просвещенным грекам варварским обычаем. Гуманные афиняне даже беспричинное убийство раба поставили вне закона. Уже были написаны и поставлены трагедии Еврипида, в которых автор устами Клитемнестры и Ифигении осудил обычай человеческих жертвоприношений и уверил, что боги не могут требовать от людей таких жертв, что это «грубый вкус перенесли туземцы на богиню…». Но у жрецов и прорицателей, случалось, была своя точка зрения по этому вопросу.
Найдено на просторах Интернета