Восприятие

[Pixie]

Восприятие – чувственное познание (субъективно представляющееся непосредственным) предметов (физических вещей, живых существ, людей) и объективных ситуаций (взаимоотношения предметов, движений, событий). Для восприятия характерно специфическое переживание прямого контакта с реальным миром (чувство реальности воспринимаемого).

Исторически восприятие отличалось от ощущения, которое характеризует не целостный предмет, а лишь отдельные качества, свойства, а также от мышления как сознательного размышления, анализа, как интерпретации, поскольку мышление выступает как опосредованная деятельность, а его результаты (абстракции, понятия, идеализации, теоретические объекты, идеи, теории и т.д.) могут и не восприниматься.

Восприятие отличается также от наглядных образов и представлений, которые не сопровождаются чувством прямого контакта с реальным миром. Поскольку восприятие может вести к заблуждению, порождая иллюзии, необходимо в составе самого восприятия выделить такие его компоненты, которые являются несомненными и непосредственными: были выделены элементарные «атомы» чувственного познания – ощущения (восприятие строится из ощущений на основе законов ассоциации; предполагает некоторую деятельность ума, но степень активности ума в данном случае минимальна, т.к. ассоциации между ощущениями навязываются самим опытом; существование несомненного и непосредственно данного чувственного содержания, лежащего в основе восприятия и всей системы знания в целом).

В психологии 20 в. произошел отказ от понимания восприятия как соединения атомарных чувственных содержаний – ощущений, что породило интерпретацию восприятия как целостного и структурного. В этой связи восприятие понимается не как результат более или менее активной деятельности ума, а как нечто непосредственно данное. Характеристика данности считается в рамках данной концепции чертой восприятия.

Активность субъекта в построении восприятия состоит не просто в констатации ассоциаций (как считала классическая философия и психология), а в решении интеллектуальных задач. При этом интеллект имеет дело не с ощущениями или чувственными данными, а с сенсорной информацией, которая им не просто перерабатывается, а организуется в определенные структуры.

Различие между восприятием и развитым мышлением лишь характеризует разные стадии развития интеллекта.
Процесс восприятия – процесс категоризации, осмысления воспринятого, процесс принятия интеллектуального решения, вне которого восприятия не существует. Это решение, которое не осознается (и поэтому субъекту восприятия предстает как что-то непосредственно данное), возможно лишь на основе отнесения воспринимаемых предметов к тому или иному классу объектов, к той или иной категории, начиная с таких, как «стол», «стул», «дерево», и кончая категориями предмета, движения, причинности и т.д. Некоторые из этих категорий (выступающих в роли перцептивных гипотез, перцептивных эталонов) являются продуктом опыта, другие имеют врожденный, доопытный характер («время», «пространство», «движение», «тождество», «причинность», «эквивалентность» и др)
Вот почему восприятие и выделенные на его основе отдельные чувственные качества предмета имеют не только индивидуальный, но и «родовой», обобщенный характер, т.е. выступают как представители определенной чувственной универсалии.

Опыт предполагает организацию чувственных впечатлений в априорных формах пространства и времени, а также применение априорных категорий рассудка. Априорные формы пространства и времени применяются к ощущениям (т.е. допускается существование последних, от этого отказалось большинство представителей современной психологии), во-вторых, различаются восприятие и опыт: первое в отличие от второго обязательно предполагает лишь формы пространства и времени, но не категории рассудка. Иными словами, восприятие в отличие от опыта может и не быть категориальным. Современная когнитивная психология исходит из того, что вне категориального осмысления восприятие невозможно.

Ряд современных философов указывают на условность различения осознаваемой и неосознаваемой интерпретации (поскольку первая может с течением времени переходить во вторую) и в этой связи на относительность суждения о том, что считать воспринимаемым.

Своеобразная концепция восприятия принадлежит известному психологу Дж.Гибсону. Он обращает внимание на две особенности понимания восприятия, которые разделяли все его исследователи – философы и психологи. Это, во-первых, мнение о том, что существует не только процесс восприятия (обычно нами не осознаваемый), но и отдельно данный его результат, продукт, перцепт, образ воспринимаемой реальности. Во-вторых, это тезис о том, что перцепт существует в мире сознания субъекта. Последний каким-то образом соотносит этот образ с реальностью.

Философский вопрос о том, как возможно это соотнесение, всегда был камнем преткновения для всех исследователей восприятия. Гибсон исходит из того, что восприятие – это не некий «идеальный предмет», перцепт, образ, существующий в субъективном мире воспринимающего, а активный процесс извлечения информации об окружающем мире. Этот процесс, в котором принимают участие все части тела субъекта, включает активные реальные действия по обследованию воспринимаемого окружения. Извлекаемая информация, в отличие от сенсорных сигналов, которые с точки зрения старых концепций восприятия порождают отдельные ощущения, соответствует особенностям самого реального мира.

Ощущения, которые якобы вызываются отдельными стимулами и которые с точки зрения старой философии и психологии лежат в основе восприятия, не могут дать знания о мире (что и было признано в т.н. законе специфических энергий органов чувств И.Мюллера). Между тем восприятие, понятое как активный процесс извлечения информации, презентирует субъекту те качества самого внешнего мира, которые соотносимы с его потребностями и которые выражают разные возможности его деятельности в данной объективной ситуации. Постулированные старой философией и психологией ощущения не могут развиваться, не могут возникать новые их виды. В то же время практика способствует тому, что извлекаемая в восприятии информация становится все более тонкой, совершенной и точной. Учиться воспринимать можно всю жизнь. Поэтому, с точки зрения Гибсона, восприятие существует не в сознании и даже не в голове (хотя без участия головы и сознания оно невозможно), а в циклическом процессе взаимодействия извлекающего перцептивную информацию субъекта и воспринимаемого им мира.

В рамках своей концепции Гибсон уточняет характеристики воспринимаемого мира. С его точки зрения, важно учитывать, что воспринимающий субъект имеет дело не с пространством, временем, движением атомов и электронов, которыми занимается современная наука, а с экологическими характеристиками мира, соотнесенными с его потребностями. Поэтому Гибсон принципиально различает окружающий мир (воспринимаемый субъектом) и физический мир (с которым имеет дело современная наука).

Важные дополнения и вместе с тем поправки к концепции Гибсона сделаны У.Найссером. Он разделяет многие идеи Гибсона, но вместе с тем обращает внимание на то, что извлечение информации из окружающего мира происходит по определенному плану. Этот план задается схемами (их можно рассматривать и в качестве когнитивных карт), которые иерархически увязаны друг с другом и отличаются друг от друга по степени общности. Большинство схем приобретается в опыте (поэтому восприятие, направляясь схемой, в то же время влияет на нее, модифицирует ее), но исходные схемы являются врожденными. Найссер, т.о., делает попытку примирить основные идеи Гибсона с некоторыми идеями современной когнитивной психологии.

Восприятие внешнего мира также предполагает самовосприятие субъекта. Последнее относится не к восприятию внутренних содержаний сознания (как считается, в частности, в феноменологии), а к восприятию тела субъекта и его места по отношению к другим предметам и событиям.

В понимании восприятия существует истолкование восприятия как вида знания. Многие философы считали, что нельзя говорить о ложности или истинности восприятия, ибо последние характеристики могут относиться лишь к претендующим на знание суждениям, восприятие же с этой точки зрения может быть только лишь адекватным или неадекватным, иллюзорным.

Что касается иллюзий восприятия, то они связаны с переносом сложившихся ассоциаций (восприятие с этой точки зрения и есть лишь совокупность ассоциаций отдельных ощущений) в те условия, в которых они уже не действуют. Поэтому нет никаких принципиальных различий между адекватным и неадекватным восприятием, между действительностью и иллюзией, а лишь различия между привычными и непривычными ассоциациями.

С современной точки зрения иллюзия восприятия возникает тогда, когда при извлечении сенсорной информации применяется несоответствующая схема (перцептивная гипотеза), когда искусственно оборван процесс перцептивного обследования.

Восприятие, будучи знанием, не может вместе с тем рассматриваться в качестве просто «низшей ступени познания». Восприятие обеспечивает наиболее прямой контакт с окружающим реальным миром и возможность его непосредственного обследования. Наконец, некоторые абстрактные сущности тоже могут восприниматься в определенных условиях.

[Pixie]

Теория восприятия пространства. Восприятие формы и очертаний принято объяснять исходя из трех теорий: теории извлечения признаков, теории сравнения шаблонов и теории, основанной на структурных описаниях.

Согласно теории извлечения признаков, зрительный стимул можно представить состоящим из ряда признаков. Распознавание воспринимаемых объектов и их образов осуществляется как процесс опознавания признаков зрительного стимула, их сравнения с теми признаками, которые хранятся в долговременной памяти, и принятия решения о том, какой это образ.

GibsonАмериканский психолог Дж. Гибсон (1904-1979) полагал, что извлечение признаков играет главную роль, поскольку в процессе пространственного восприятия значение имеет не форма как таковая, а параметры вариации формы.

Теория шаблонов исходит из существования в долговременной памяти уменьшенной копии (шаблона) каждого знакомого нам объекта. Распознавание образа заключается в сличении зрительного стимула с наиболее адекватным ему шаблоном.

Центральное понятие последней из упомянутых выше теории — структурное описание. Структурное описание — это множество символических «высказываний» о конкретной конфигурации. Так, исходя из того что в английском языке 26 букв, И. Бидерман теорию покомпонентного распознавания сформулировал свою . Он ввел понятие геона (геометрического иона). Всего их, по его мнению, 36 (арка, клин, сфера, цилиндр, блок и т.д.). Например, составляющими геонами и чаши, и ведра являются цилиндр и арка. Но у ведра арка — верхняя часть конфигурации, а у чаши — часть боковой стороны.

Распознавание предмета происходит тогда, когда его геоны и их пространственные связи подвергаются сличению с образами долговременной памяти. В экспериментах Бидермана с сотрудниками объекты распознавались в 90 % случаев, даже если из 8-9 геонов на рисунках присутствовали 3-4. К ограничениям теории покомпонентного распознавания можно отнести то, что она не учитывает влияние контекстной информации и работает на достаточно высоком уровне абстракции: объясняет механизм распознавания общих понятий, например чашки вообще, а не конкретной чашки для кофе.

Как следует из приведенной выше информации, понятия «форма» и «очертания», как правило, используются в качестве синонимов. Однако Леонард Зусне утверждает, что форма — это общий термин, а очертания — более специфичный.

Воспринимаемый размер, или оцениваемая на глаз величина, также относится к области психологии зрительного восприятия пространства. В отечественной психологической науке в связи с этим принят специальный термин «глазомер», означающий способность сравнивать пространственные величины, направление и удаленность объектов от наблюдателя.

Особое внимание ученых привлекают следующие аспекты указанной проблемы:
- константность величины, или тенденция воспринимаемого размера оставаться неизменным, несмотря на изменения ретинального изображения;
- иллюзии величины, т.е. неадекватное восприятие размера объекта;
- объяснение (познание) того, как воспринимается величина объекта.

С точки зрения классической теории восприятия размера, мы определяем величину объекта, исходя из предположения об инвариантности отношения «размер — расстояние» и принимая в расчет как размер ретинального изображения, так и воспринимаемое расстояние до объекта. При этом учитываем те же признаки, что и при восприятии глубины: монокулярные и бинокулярные.

Согласно теории относительного размера, предложенной И. Роком и Ш. Эбенхольцем, воспринимаемый размер объекта зависит от размеров других объектов. Иными словами, мы используем близлежащие объекты как своего рода систему координат, при помощи которой и оцениваем величину значимого в данный момент объекта.

По мнению Дж. Гибсона, видимый размер объекта зависит от числа заслоняемых или текстурных элементов: чем больше их число, тем больше видимый размер.

Как указывает М.У. Мэтлин, все теории хотя бы отчасти справедливы, и в настоящее время мы можем использовать их положения в качестве основы для исследований воспринимаемого размера в зрительной психологии восприятия пространства.

[Pixie]

Роль инвариантов в восприятии.

Обычно восприятие представляют себе как процесс пассивный, в котором просто фиксируют чувственные впечатления, с тем, чтобы объединить их в стройную систему, закрепить в памяти и т.д. Но в действительности новейшие исследования показывают, что восприятие, напротив, является активным процессом, в ходе которого человек вынужден производить множество действий для того, чтобы придать воспринимаемому им определенную общую структуру...

Активную роль наблюдателя можно яснее всего прочувствовать, начав анализ с осязательного восприятия. Так, если попробовать определить форму невидимого предмета просто на ощупь, необходимо брать этот предмет, поворачивать его, прикасаться к нему с разных сторон и т. д. (Этот вопрос был подробно исследован Гибсоном с сотрудниками.)

При таких операциях редко отдают себе отчет в индивидуальных ощущениях, возникающих в пальцах, суставах и т. д., а просто непосредственно воспринимают общую структуру объекта, складывающуюся некоторым образом из очень сложных смен всех ощущений. Восприятие такой структуры зависит от двух направлений потока нервных импульсов — не только от потока ощущений, направленного внутрь («центростремительного»), о котором мы уже упоминали, но также и от потока из центра («центробежного»), определяющего движения нашей руки. Дело в том, что познание этой структуры складывается из взаимосвязей между «центростремительными» и «центробежными» потоками (т. е. мы сопоставляем ответы на определенные движения — повороты, надавливания и пр.).

Поэтому очевидно, что осязательное восприятие есть с самого начала сочетание активных операций, предпринимаемых перципиентом. Тем не менее «центробежные» импульсы, приводящие к движениям руки и управляющие притоком ощущений, либо вообще не осознаются, либо остаются на грани нашего сознания. Напротив, над ними полностью господствует ощущение структуры самого объекта. Представляется ясным, что из удивительно разнообразного и изменчивого потока движений и связанных с ними ответных ощущений мозг способен абстрагировать относительно инвариантную структуру ощущаемого объекта. Эта инвариантная структура с очевидностью не сводится к отдельным операциям и ощущениям и может быть абстрагирована лишь из полной совокупности таковых за некоторый период времени.

На первый взгляд может показаться, что положение со зрением является в корне другим и что картина мира «воспринимается» совершенно пассивно. Однако более подробные исследования показывают, что и в зрительном восприятии перципиент играет подобную же активную роль, а структура того, что мы видим, абстрагируется из аналогичных инвариантных взаимосвязей между определенными движениями и теми изменениями зрительных ощущений, которыми глаз отвечает на эти движения...

Тот важный момент, который мы хотели бы подчеркнуть в исследованиях, посвященных зрению, состоит в том, что без движений или изменений изображения на сетчатке глаза восприятия вообще не происходит, а также что характер этих вариаций играет важную роль в определении реальной видимой нами картины. Важно, что такие вариации являются не только результатами изменений, естественным образом происходящих вокруг нас, но (как и в случае осязательного восприятия) они могут вызываться активно с помощью движений органов чувств самого наблюдателя. Сами по себе эти изменения не ощущаются, ощущается лишь нечто относительно инвариантное, например контуры и форма какого-либо предмета,
тот факт, что данная линия — прямая, размеры и форма вещей и т. д. и т. п. Однако сама инвариантность не могла бы восприниматься, если бы активно не изменялось изображение

Из опытов, проделанных Хелдом с сотрудниками и Гибсоном [1; 2], вытекает, что движения нашего тела также играют важную роль в зрительном восприятии, в частности, при сопоставлении этих движений и вызываемых ими изменений в видимой оптической картине мира. Например, когда человек надевает очки, искажающие предметы (приводящие к искривлению прямых линий), и попадает в помещение, убранное еще не знакомым ему образом, он постепенно приучается «корректировать» искажения, вызванные очками, и перестает замечать искривления, которые на самом деле должны иметь место в изображениях прямых линий на сетчатке его глаз. Когда он после этого снимает такие очки, прямые линии кажутся ему (по крайней мере в первые моменты) искривленными. (Крайний вариант подобного опыта состоит в использовании очков, переворачивающих изображение. Через некоторое время человек приучается видеть в них все в правильном виде, но, сняв их, он видит всё в течение короткого срока перевернутым.)

В этих опытах интересно то, что способность «переучиваться» в узнавании прямых линий очень сильно зависит от возможности активно перемещать свое тело. Поэтому те люди, которые имеют возможность ходить по помещению, оказываются способными довольно быстро приспособить свое зрение к искажающим очкам, тогда как люди, сидящие на стульях и перемещающиеся по тому же помещению, либо вообще не приспосабливаются, либо такое обучение протекает у них значительно менее эффективно. Таким образом, ясно, что существенны не просто соответствующие изменения изображения на сетчатке глаз, вызываемые движениями, но особенно такие изменения, которые активно производит сам перципиент. Иными словами, как и в случае осязательного восприятия, то, что мы видим на самом деле, некоторым образом определяется абстрагированием инвариантов из тех изменений, которые происходят в видимом нами, а эти изменения, хотя бы отчасти, сами являются важным продуктом процесса наблюдения...

Воспринимаемая нами картина не является поэтому просто изображением или отражением наших мгновенных ощущений, она является скорее результатом сложного процесса, ведущего к непрерывно изменяющейся (трехмерной) конструкции, которая представляется нам как своего рода «внутреннее видение». Эта «конструкция» основана на абстрагировании того, что инвариантно во взаимоотношениях между системой движений, активно производимых самим перципиентом, и результирующими изменениями всей совокупности его чувственных «входных данных». Эта конструкция работает фактически как «гипотеза», не противоречащая наблюдаемым инвариантным характеристикам всего вместе взятого опыта этого человека по отношению к рассматриваемому окружению... Возникновение такой «конструкции» зависит не только от описанного выше абстрагирования инвариантных соотношений между движением и чувственными восприятиями, оно зависит и от всего того, что известно перципиенту. Например, если человек рассматривает какую-то букву с расстояния, слишком большого, чтобы видеть ее отчетливо, он будет различать нечто весьма туманное и бесформенное. Но если ему сказать, что это за буква, ее изображение внезапно возникнет для него с относительно большой четкостью...

Гибсоны [3] описали множество опытов, в ходе которых еще детальнее были исследованы упомянутые выше свойства восприятия. Они показали, что в восприятии глубины или трехмерного характера мира бинокулярное зрение является лишь одним из действующих факторов. Другим важным фактором является как раз изменение внешнего вида предметов при нашем движении. Так, когда мы идем, образ предметов, к которым мы приближаемся, становится крупнее. Чем объект ближе к нам, тем быстрее изменяется его видимая величина. Всем этим (как и многим другим, например расположением теней, степенью затянутости дымкой удаленных объектов и т. п.) обусловливается способность мозга абстрагировать информацию, касающуюся расстояний до объектов в направлении луча зрения. На основе такой информации мозг непрерывно «конструирует» совокупность всего воспринимаемого в уже описанном духе, т.е. выдвигает различные «гипотезы» об инвариантности. Например, если вы ошиблись в оценке расстояния до предмета, то вы неизбежно ошиблись при этом в оценке и его Размеров. Когда вы идете, то можете почувствовать, что видимые размеры предмета изменяются не так, как этого требует наша оценка расстояния до него. Внезапно в поле вашего восприятия возникает новая картина объекта, согласующаяся с новой информацией о нем... Итак, то, что мы воспринимаем, это не точно то самое, что находится перед нашими глазами. Мы воспринимаем все в организованной и оструктуренной форме с помощью абстрагирования инвариантов, относящихся к данной ситуации (включая, возможно, инвариант состояния движения), Которые объясняют наш непосредственный опыт и многочисленные прежние опыты.

Выводы типа только что описанных заставили Гибсона [4] предложить новый подход к составным частям восприятия. Гибсон настаивает на необходимости отбросить представление о восприятии как о пассивном собирании информации от органов чувств, которая организуется и оструктуривается на основании лишь принципов, исходящих от наблюдателя. Действительно, отдельный импульс информации от органов чувств представляет собой абстракцию чрезвычайно высокого порядка, которая не играет какой-либо существенной роли в реальном процессе восприятия. Вместо этого мы воспринимаем непосредственно структуру самого нашего окружения. В последнем из рассмотренных примеров наблюдатель поэтому не столько задает структуру своего восприятия, сколько абстрагирует ее. Или, как выражается сам Гибсон, структура нашего окружения является тем стимулом, который служит источником нашего восприятия (т.е. источником конструкции нашего «внутреннего видения», возникшего в нашем сознании)...

Если мы узнаем структуру вещей путем «настройки», то становится ясно, что наиболее общие черты нашей способности схватывать структуру окружающего нас мира во многих случаях опираются на то, что мы познали еще в раннем детстве. Именно здесь изучение процесса восприятия можно связать с работами Пиаже, обсуждавшимися в предыдущем параграфе. Как раз там мы видели, что весь «багаж» младенца первоначально состоит из ограниченного набора врожденных рефлексов. Когда эти последние разовьются в «циклический рефлекс», младенец будет уже располагать самыми основными чертами восприятия, а именно способностью реагировать на взаимосвязь между центробежными и центростремительными нервными импульсами, ту взаимосвязь, которая несет информацию о воспринимаемом объекте. Начиная с этого момента он уже может постепенно «настраивать» себя на свое окружение, абстрагируя из взаимосвязей то, что инвариантно в общей структуре...

Предельную или общую структуру нашего полного процесса восприятия можно рассматривать не только с точки зрения ее развития с младенческих лет; можно также исследовать ее непосредственно у взрослых людей. Такие исследования были проведены Хелдом и его группой [5] на изолированных индивидуумах, окружение которых почти или совсем не содержало поддающихся восприятию объектов. Крайним вариантом такой изоляции являлось погружение человека в сосуд с водой при температуре комфорта, причем он ничего не видел и не слышал, а покрытие на его руках препятствовало получению осязательных ощущений. Те лица, которые были достаточно смелы, чтобы предоставить себя для таких опытов, вскоре обнаруживали, что структура их поля восприятия начинала изменяться. Все более и более частыми становились галлюцинации и самовнушаемые восприятия, а также нарушения восприятия времени. Когда, наконец, период изоляции испытуемого заканчивался, обнаруживалось, что он потерял в значительной степени общую ориентацию, причем не только в отношении своих переживаний, но и в отношении своей способности восприятия. Например, люди после этого часто оказывались неспособными отчетливо видеть формы объектов, а иногда даже воспринимали эти формы в измененном виде. Они видели изменение цвета там, где оно не произошло, и т. д. и т. п. (Конечно, с течением времени нормальное восприятие восстанавливалось.)

Результаты таких опытов довольно трудно понять во всех деталях, однако наиболее общая их черта заключается в том, что общие структурные элементы «настройки», установившиеся в мозгу с раннего детства, имеют тенденцию распадаться, когда им не приходится сталкиваться с окружением, обладающим соответствующей структурой. Если сравнить эти элементы настройки с некоторого рода навыками, необходимыми для общения с нашим стандартным окружением, то, вероятно, не покажется слишком неожиданным и их распад, когда они не используются. Тем не менее удивительно, насколько быстро Могут распадаться такие «навыки», которые приобретались в течение всей нашей жизни. Для объяснения этого факта было сделано предположение, что при отсутствии внешнего окружения, с которым «привык» работать мозг, последний начинает взаимодействовать с внутренним окружением, т.е. с импульсами, спонтанно возникающими в самой нервной системе. Однако эти импульсы фактически не обладают какой-либо определенной структурой, которую можно было бы как-то понять. Поэтому при попытке активно «настроиться» на структуру, которая либо не отвечает ничему реальному, либо недоступна для понимания людей, над которыми производится эксперимент, прежние приспособления, сформировавшиеся у этих людей в течение всей их жизни, запутываются и разрушаются.

Изложенная гипотеза до некоторой степени подтверждается опытами, в которых испытуемые в течение длительного времени смотрели на телевизионный экран, содержавший лишь изменяющиеся беспорядочные (бесструктурные) сочетания пятен. Это приводило к нарушению восприятия, аналогичному тому, которое имело место в опытах с изолированными испытуемыми. Поэтому можно утверждать, что при попытках приспособиться к структуре, несуществующей или непонятной в обычном окружении, мозг начинает ликвидировать прежнюю структурную «настройку», которая была пригодна при естественном окружении, присущем нашей обычной жизни.

Результаты этих экспериментов настолько радикальны, что они могут даже смутить нас. Тем не менее можно видеть, что в целом они имеют тенденцию идти по тому же пути, по которому вели нас опыты Пиаже, а также упомянутые ранее. Дело в том, что во всех этих случаях мы видели, что в восприятии участвуют центробежные нервные импульсы, вызывающие движения, в ответ на которые поступают координированные с ними центростремительные ряды импульсов. Способность абстрагировать из этих всех нервных импульсов некоторую инвариантную взаимосвязь и является основой интеллектуального восприятия...

Эти выводы возвращают нас к старому вопросу, впервые сформулированному Кантом: вытекает ли наш метод познания мира как упорядоченного и структурно организованного в пространстве и во времени с учетом причинных взаимосвязей и прочего из объективной внутренней природы самого мира, или он налагается на мир нашим собственным рассудком? Кант предположил, что эти общие принципы — некоторый вид априорного знания, заложенного в нашем рассудке,— являются необходимым предварительным условием того, чтобы вообще осуществлялся какой бы то ни было поддающийся пониманию опыт, но сами по себе эти принципы могут не характеризовать свойств «вещей в себе».

Казалось бы, что утверждение Канта в некоторых отношениях правильно, однако оно в корне ошибочно, так как Кант рассматривал эту проблему под слишком узким углом зрения. Совершенно бесспорным является то, что в каждый данный момент новому опыту отвечает некоторая конкретная структурная «настройка» нашего мозга — это есть необходимое условие восприятия поддающихся узнаванию аспектов мира. Именно благодаря возможности такой «настройки» мы способны в каждый момент времени видеть более или менее фиксированные системы вещей, организованные в пространстве, причинно связанные друг с другом, изменяющиеся в простой временной последовательности и т. д. Когда такая «настройка» нарушается при долгой изоляции (описанного выше типа) или при восприятии окружения, лишенного видимой структуры, то упоминавшиеся опыты, безусловно, показывают, что процесс накопления осознанного опыта об окружении серьезно нарушается.

С другой стороны, более широкий подход к этой проблеме показывает, что настройка взрослого человека на общую структуру мира развивалась и строилась с самого детства. В начале такого развития ребенок должен открывать структуру своего окружения в ходе длительных экспериментов с ним, оперирования им и т.д. Используемая при этом процедура, вероятно, в основном не отличается от обычной процедуры научного исследования. Ребенок интересуется своим окружением: исследует его, испытывает, наблюдает и т. д. и постоянно развивает все новые перцептивные «гипотезы» своего «внутреннего видения», которые лучше всего объясняют его опыт. Делая все это, он «настраивается» на свое окружение, развивает правильные реакции для адекватного восприятия структуры этого окружения. С возрастом весь этот процесс переходит в привычку. Однако, как только человек сталкивается с чем-либо странным и неожиданным, он оказывается способным абстрагировать новые структурные конструкции, продолжив те интересующие его опыты и наблюдения, которые были так характерны Для раннего детства.

Всякий может испытать это, приближаясь к удаленным объектам, прежде незнакомым ему, или приближаясь в чему, либо, выглядящему необычно при слабом освещении, например при лунном свете. Он будет видеть при этом разнообразные формы, очертания, объекты и т. п., которые возникают, а затем исчезают, так как они оказываются не согласующимися с дальнейшим опытом, приобретаемым им при новых движениях, испытаниях и т. д. Итак, происходит непрерывное применение «метода проб и ошибок»; при этом все, что оказывается ложным, постоянно отбрасывается, и столь же постоянно выдвигаются новые структуры на предмет их «критики». В конце концов таким путем формируется восприятие, которое сохраняется при последующих движениях, испытаниях и т.д., в том смысле, что предсказываемые им факты действительно подтверждаются этими опытами. (Конечно, даже и это восприятие всегда чувствительно к эксперименту в том смысле, .позднее могут быть обнаружены противоречащие ему факты.)

Объективное содержание нашего восприятия состоит, так образом, в процессе опровержения и подтверждения, описанном выше. На самом деле тот факт, что наше «видение мира» может быть опровергнуто в результате последующих движений, наблюдений, испытаний и пр., показывает, что мир более богат, чем мы его воспринимаем и знаем. Иначе говоря, мы в действительности не творим мир — фактически мы создаем лишь наше «внутреннее видение» мира в ответ на наши движения и ощущения...