Зеркала

[Pixie]

Зеркало - 1) инструмент визуальной магии; 2) мифологема отражения и альтернации реального; 3) позиция и образ проективного видения, универсалия культуры. Архаич. семантика 3. синкретизирует свойства органики и качества артефакта: см. мифологию отражения в мифе о Нарциссе. В ритуале гадания (в частности, святочного) 3. выполняет роль границы, маркирующей вход в потустороннее.

Этимон “З.” (“зрак”) указывает на возможность нездешнего видения: указывает местонахождения пропавших предметов и существ, оно есть “экран”, демонстрирующий картины прошлого и ветвящегося будущего ; покажет вора, злоумышленника, суженого; оно обладает автономной изобразительной памятью (прообраз фотографии; ср. зеркальные цветы в сказке Булычева “Сто лет тому вперед”).

С другой стороны, зеркало является индикатором человеческого и даже личностного (нечисть безвидна; бесы не имеют своего лица и не отражаются в зеркале), оно наделено речью и характером.

Языческие семантические реликты в зеркале амбивалентны: оно может сулить чаемое (увидеть 3. во сне — к свадьбе), но может быть и опасным предметом (даже после смерти владельца; ср.обычай занавешивания зеркальных поверхностей в доме покойника).

Мифология 3. возникла на упорном отрицании физики прямого отражения и перспективы.

Самоочевидная симметрия трактуется как асимметрия, а равнодушная “объективность” зримого в нем есть умышленная деформация “объекта” с позиции неправого зрения и лживой зеркальной души.

Человеку трудно согласиться со своим отражением, — и тогда последнее становится партнером по “диалогу” (по сути — овнешненному аутомонологу). Признание неадекватности подобия и растущее на этой почве недоверие к гносеологич. принципу отражения породили множественный мир псевдокопий,двойников, мимикрий и подделок под Я, к-рые образовали реальность теней, эстетич. действительность искусства (о ней и рассказывает миф о Нарциссе), ментальные пространства самосознания и его превращенных форм.

3. обречено оказаться принципом и инструментом познания и персонологии, метафорой творчества, источником смутного ощущения “иного” и Другого, а в этом смысле — единственным бытовым предметом, “идея” к-рого больше его самого.

И все же физич. свойства и оптич. эффекты зеркала (инверсия левого и правого; бесстрастный “реализм” отражения) обеспечили зеркалам демонич. репутацию; см. устойчивый мотив кривого зеркала, подающего весть о мире кривды и запредельно-перевернутого мира и гротескные зеркальные “комнаты смеха”. Здесь зеркало — источник неосознанной тревоги и страха.

Признание неадекватности подобия и растущее на этой почве недоверие к гносеологич. принципу отражения породили множественный мир псевдокопий,двойников, мимикрий и подделок под Я, к-рые образовали реальность теней, эстетич. действительность искусства (о ней и рассказывает миф о Нарциссе), ментальные пространства самосознания и его превращенных форм. 3. обречено оказаться принципом и инструментом познания и персонологии, метафорой творчества, источником смутного ощущения “иного” и Другого, а в этом смысле — единственным бытовым предметом, “идея” к-рого больше его самого.

Идея зеркальности как универсального онтологич. принципа не покидает филос. почвы с рождением многовидной эйдологии подобия (традиция “мимесиса”) и с признанием за Универсумом свойств еди-номножественной целостности, смыслоозаренное единство к-рой может быть описано на языке зеркальной стереометрии, включающей в свои объемы динамич. проекции, развертки, иерархии и ярусы.

Целостность (мира, организма, текста) проявлена в способности каждого значимого элемента нести в себе (отражать”) свойства, смысл и память целого (атом, живая клетка, лексема).

Слово “зеркало” не стало термином философии, но в составе аргументивной лексики сохранило внутр. энергию убеждения, особенно в ситуациях кардинальной смены картин мира. Примером таковой может послужить творчество Николая Кузанского, с его представлениями об активной онтологии свертывания/ развертывания, где образ зеркала призван к означению единства космогонического и энтропийного демиургич. “человеч. Бога” (Humanis Dei). Кузанец согласен с мыслью Плотина о том, что весь мир есть царство взаимных созерцаний и зеркальных пересечений. Самоочевидная соразмерность мира суть “как бы приспособленность вертикальной поверхности к отражению образа” У Кузанца обе стороны 3еркального Мира обладают способностью отражения, причем плоскости могут свернуться в одну точку, развернуться в мировой зеркальный Шар с переменным объемом.

Образ зеркально-шаровидного мира, насыщенного памятью симультанных состояний времен и пространств, стал достоянием гносеологич. утопий в лит-ре. Примерно тогда же возникает и своего рода риторика 3.: зеркальное стекло вставляют в портретную раму, отражение воспринимается как натурный “автопортрет”. Зеркальная эстетика жизнеподобия, предъявившая искусству требования наивного реализма, также не заставила себя ждать (она дожила до эпохи соцреализма и соцдадаизма). На архетип 3. (“Юности честное зерцало”) опиралась канонич. этика долженствования.

С победой релятивистских картин мира 3. актуализует научно-худож. парадоксы возможных миров (по модели Л. Кэрролла) и тексты, в к-рых истор. эпохи смотрятся друг в друга на манер сопоставленных 3. (М. Булгаков, С. Кирсанов,ср.параллельное кино и поэтику “Зеркала” Тарковского). Поэтика авангарда 20 в. использует 3. как эстетич. принцип распыления реальности, в противоположность принципу зеркального собирания мира вокруг напряженного рефлектирующего Я — см. прозу Кьеркегора.

А. Белый и Вознесенский увидели в 3. инструмент построения “иношних” альтернаций бытия, с его кубистич. и супрематич. разломами и перевертышами; Хлебников увлечен созданием текстов для зеркального чтения (палиндром), а Платонов — зеркального синтаксиса прозы с инверсией причин и следствий (золу в “Чевенгуре”, <с 1929> “не разгребают куры, потому что их поели”).

Авторитет 3. как инициатора визуальной наглядности окончательно подорван трансцендентальной эстетикой лица (см. Ликлицоличина) и философией Другого. Комментируя ситуацию “человек перед З.”

М. Бахтин говорит, что в 3. личность видит не себя (для этого потребна эстетически компетентная позиция Другого), но
1) лицо, к-рое Я намерено показать Другому;
2) реакцию на него Другого;
3) реакцию на реакцию Другого.

Эта триада, заслоняющая Я от себя (сходная с триединой структурой театральной игры по Брехту) неявно намекает на старинную репутацию 3. как дьявольского стекла.

Поэтому в присутствии 3. человек не избавлен от одиночества, но углубляет его: в 3. происходит дурная объективация и насильств. коррекция сложившегося в памяти Я автообраза.
3. подает “я” принципиально чужое лицо; ср. эффект неузнавания себя на офиц. фотоснимках (Ходасевич: “Разве мама любила такого?”).

Если с позиции Другого подлинность лица удостоверяется как “З. души”, то мертвый буквализм отражения в стекле способен спровоцировать на истерию и смертельный поединок с зеркальным двойником, агрессивным и эпатирующим (Брюсов).

Если об-лик человеческий хранит наследно-родовое богоподобие, то 3. кажет Я обезьянью карикатуру на него (3. изобрел дьявол — Обезьяна Бога); человек улыбается своему отражению со смешанным чувством удивления и недоумения (подобное чувство возникает при сравнении портрета известной личности и посмертной маски).

Двое перед 3. не в состоянии сохранить серьезную мину: зеркальное тождество избыточно и внеэстетично, оно воспринимается в категории нелепого.

(из сети)