«Кентавр — самое гармоничное создание фантастической зоологии. "Двуформным" назван он в Овидиевых "Метаморфозах"... Открытие этого архетипа потребовало многих веков; первобытные и архаические изображения представляют нам голого человека, к которому неуклюже прикреплен конский зад. На западном фронтоне храма Зевса в Олимпии у кентавров уже конские ноги, а там, где должна начинаться шея коня, высится человеческий торс".
"Образ кентавра, видимо, возник в Вавилоне во 2-м тысячелетии до н.э. Кочевники касситы, пришедшие в Месопотамию из Ирана около 1750 года до н.э., вели ожесточенную борьбу с Египтом и Ассирией за владычество на Ближнем Востоке. По границам своей империи касситы воздвигали огромные каменные изваяния богов хранителей, среди них — кентавров. Одно из них изображало крылатое существо с лошадиным туловищем, двумя лицами — человеческим, глядящим вперед, и драконьим, обращенным назад, и двумя хвостами (лошадиным и скорпионьим); в руках — лук с натянутой тетивой. Другой известный монумент — изваяние классического кентавра без крыльев, с одной головой и одним хвостом, готового выстрелить в противника из своего лука. Разумеется, то, что касситы изображали кентавра в своих скульптурах, вовсе не означает, что они же его и придумали, но, поскольку империя касситов прекратила существование к середине XII века до н.э., мы можем с полным правом утверждать, что история кентавра насчитывает более трех тысяч лет.
Появление образа кентавра говорит о том, что уже во время касситов лошадь играла важную роль в жизни человека. Древнейшее упоминание о лошади — "осле с запада" или "горном осле" — мы находим на глиняной вавилонской табличке, датируемой 2100 годом до н.э. Однако прежде чем лошадь стала на Ближнем Востоке привычным спутником человека, прошли века. Очень вероятно, что кочевники касситы внесли свою лепту в распространение лошади и колесниц".
"Так как греки гомеровской эпохи не ездили верхом, предполагается, что первый кочевник, которого они увидели, показался им чем-то единым с его конем; и в доказательство приводят то, что солдаты Писарро и Эрнана Кортеса также представлялись индейцам кентаврами. "Один из тех всадников упал с лошади, и когда индейцы, уверенные, что это одно целое, увидели, что это животное разделилось на две части, страх их был так велик, что они с воплями побежали вспять, к своим, крича, что из одного стало двое, и повергая всех в ужас; и было в этом некое тайное чудо, ибо, не будь такого случая, можно полагать, что они перебили бы всех христиан", — гласит один из текстов, приводимых Прескоттом. Но грекам, в отличие от индейцев, лошадь была известна; более правдоподобно предположение, что кентавр — это нарочито созданный образ, а не плод ошибки по незнанию".
"Возможно, древние земледельцы воспринимали всадников на лошади целостным существом, но, скорее всего, жители Средиземноморья, склонные к изобретению "составных" существ, придумав кентавра, таким образом просто отразили распространение лошади.
Итак, существо, известное как кентавр, появилось на Ближнем Востоке между 1750 и 1250 годами до н.э. и служило духом хранителем, главным оружием которого были лук и стрелы. Касситы, имевшие обширные торговые связи, принесли кентавра в микенскую цивилизацию, также исчезнувшую к середине XII века до н.э. С Крита он попал в Древнюю Грецию. Изображение битвы Тесея с кентавром на амфоре VIII века до н.э. указывает на то, что к этому времени греки уже успели развить мифологию, вобравшую в себя микенских героев.
В древнегреческой культуре образ и символика кентавра подверглись значительным изменениям. Кентавр Хирон (и, в меньшей степени, кентавр Фол) считался мудрым покровителем человечества. Он обычно изображался с ветвями лавра в обеих руках. В "Илиаде" Хирон — лекарь, друг и учитель героев, создатель хитроумных приспособлений для ведения войны и, наконец, "самый праведный из кентавров".
Однако в целом кентавр остался символом пьянства и насилия. Эта двойственность, возможно, восходит еще к временам касситов, изображавших кентавра с двумя лицами — человеческим и драконьим...
Первым древнегреческим поэтом, упомянувшим о лошадиной природе кентавров, был Пиндар (около 518-442 или 438 годы до н.э.). В "Пифиане" он говорит о возникновении кентавров. Лапит по имени Иксион влюбляется в Геру, и Зевс в отместку посылает к нему облако, напоминающее по виду богиню, Иксион совокупляется с облаком, и оно рождает ему ребенка:
Иксион,
Вечно кружимый крылатым колесом,
Вечно по уставу богов
Кричит смертным:
«Кроткою мздою воздавай благодетелю!»
Ему ли того не знать?
Сладкую вкушавший жизнь при благосклонных Кронидах*,
Он не выстоял под долгим счастьем,
Он в неистовом сердце своем
Захотел Геру,
Дольщицу Зевсова многорадостного ложа,
И мгновенно в непроглядную беду
Ринуло его дерзновение —
Должное претерпев, избранную понес он казнь
За двойную вину:
Первый из первых героев,
Он коварно замесил меж смертных родную кровь,
И в просторах великой опочивальни
Он дерзнул на Диеву жену.
Но всякая мера — по мерщику*!
Непутное ложе
В гущу горя ввергло наложника:
Он спал с тучей,
Он ловил сладкую ложь,
Незрячий!
Видом она была, как небесная Кронова дочь,
А восставила ее в хитрость ему Зевсова ладонь —
Красную пагубу!
И четыре спицы* гибельно захлестнули его в узлы,
И рукам и ногам его не уйти от пут,
И что сказано ему — то сказано всем.
Не стояли Хариты* вокруг,
Когда рожден был ему сын — не сын.
Единственный от единственной,
Не в чести меж людей, ни в уставах богов,
И вскормившая назвала его Кентавром*.
Он смешался с магнесийскими кобылицами
У круч Пелиона*,
И от них рождено чудное полчище,
Схожее с обоими, —
Снизу как мать, сверху как отец.
— Пиндар "Пифийские песни", песня 2 "Иксион", 20-49 (869)
"И зажег Иксион огнем титана властное сердце богини Геры. Не укрылся тот огонь от миродержца, покарать решил он Иксиона. И, по коварному умыслу Кронида, призрак облачный в образе Геры спустился с неба к Иксиону остудить жар огня в вожде лапитов. И не призрак это был обманный, а богиня облаков Нефела: обманула Нефела лукавца Зевса. И от Иксиона-титана родила Нефеладиковину: не людину, не коня, не дерево, не титана, не бога и не зверя, а и то, и другое, и третье: был он — конь, и людина, и дерево — кусок зверя, бога и титана. Был он смертен и был бессмертен."
Я.Э.Голосовкер "Сказания о Титанах"
"Другая легенда гласит, что они — дети Аполлона"
"С другой стороны, согласно Пиндару, происхождение Хирона было совершенно иным. Он — "сын Филира, потомка Крона, который некогда правил огромным царством и был сыном Небес". Хирон женился на девушке по имени Харико, и у них родились вполне человеческого вида дочери. Он, видимо, был единственным "домашним" кентавром". "Справедливейший из кентавров" — Хирон ("Илиада", XI, 832) был наставником Ахиллеса и Эскулапа, которых обучил искусствам музыки, собаководства, ратному делу и даже медицине и хирургии...".
"История другого кентавра — Несса — дошла до нас благодаря трагедии Софокла (V век до н.э.). Геракл везет к себе в дом свою невесту Деяниру. Кентавр зарабатывает перевозом людей через реку Эвен. Деянира садится к нему на спину, чтобы перебраться на другой берег, но посередине реки Несс хватает ее и пытается обесчестить. Геракл спасает невесту, пронзая кентавра копьем в грудь. Умирая, Несс советует Деянире собрать его кровь и использовать ее в качестве приворотного зелья в случае, если Геракл когда-нибудь полюбит другую женщину".
"Деянира:
Есть у меня от чудища подарок, —
Хранится много лет в сосуде медном, —
От Несса космогрудого; когда
Он умирал, дар этот, юной девой,
Я получила. Чрез Евен глубокий
Кентавр людей переправлял за плату,
Без паруса и весел, на руках.
Когда я молодой женой Геракла
Уехала, покинув дом отцовский, —
Меня он нес. Вдруг посредине брода
Бесстыдною рукой меня схватил.
Я вскрикнула. Геракл мой в тот же миг
Крылатую пустил стрелу, и в грудь
Она со свистом чудищу вонзилась.
И Несс сказал, кончаясь: "Дочь Ойнея,
Поверь моим словам — себе на пользу:
Ведь я тебя последней перенес.
Коль ты мою запекшуюся кровь
Сберешь руками, там, где черным ядом
Окрашена она Лернейской Гидры,
В ней обретешь ты приворот надежный
Для мужниного сердца: никогда
Он женщину другую не полюбит"."
— Софокл "Трахинянки" (Перевод С.В.Шервинского),
Эписодий второй, 569-591
"Древле Юпитера сын, с молодой возвращаясь супругой
К отчим стенам, подошел к стремительным водам Эвена;
Больше обычного вздут был поток непогодою зимней,
В водоворотах был весь, прервалась по нему переправа.
Неустрашим за себя, за супругу Геракл опасался.
Тут подошел к нему Несс — и могучий, и знающий броды.
"Пусть, доверившись мне, — говорит, — на брег супротивный
Ступит она, о Алкид! Ты же — сильный — вплавь переправься".
Бледную, перед рекой и кентавром дрожавшую в страхе,
Взял калидонку герой-аониец и передал Нессу.
Сам же, — как был, отягчен колчаном и шкурою львиной, —
Палицу, также и лук, на берег другой перекинул, —
"Раз уж пустился я вплавь, — одолею течение!" — молвил.
Смело поплыл; где тише места на реке, и не спросит!
Даже не хочет, плывя, забирать по теченью потока.
Только он брега достиг и лук переброшенный поднял,
Как услыхал вдруг голос жены и увидел, что с ношей
Хочет кентавр ускользнуть. "На ноги надеясь напрасно,
Мчишься ты, дерзкий, куда? — воскликнул он. — Несс двоевидный,
Слушай, тебе говорю, — себе не присваивай наше!
Если ты вовсе ко мне не питаешь почтенья, припомнить
Мог бы отца колесо и любви избегать запрещенной.
Но от меня не уйдешь, хоть на конскую мощь положился.
Раной настигну тебя, не ногами!" Последнее слово
Действием он подтвердил: пронзил убегавшего спину
Острой вдогонку стрелой, — и конец ее вышел из груди.
Только он вырвал стрелу, как кровь из обоих отверстий
Хлынула, с ядом смесясь смертоносным желчи лернейской,
Несс же ту кровь подобрал: "Нет, я не умру неотмщенным!" —
Проговорил про себя и залитую кровью одежду
Отдал добыче своей, — как любовного приворот чувства."
— Овидий "Метаморфозы". Книга 9, 103-133
"Диянира обмакивает в кровь кентавра край туники. Когда Геракл надевает тунику, пропитанная ядом ткань прилипает к его телу и причиняет такую мучительную боль, что он бросается в огонь".
"Самая популярная из легенд, где фигурируют кентавры, — легенда о битве с пригласившими их на свадьбу лапифами. Для гостей вино было в новинку — на пиру захмелевший кентавр оскорбил невесту и, опрокидывая столы, затеял знаменитую "кентавромахию", которую Фидий или его ученик изобразил в Парфеноне, Овидий воспел в книге XII "Метаморфоз" и которая вдохновила Рубенса".
"В "Одиссее" описана история о том, как кентавр Эвритион, приглашенный на свадьбу Перифоя, напился вина и попытался обесчестить невесту. В наказание ему отрезали уши и нос и вышвырнули вон. Кентавр призвал своих собратьев к отмщению, и спустя некоторое время произошла битва, в которой кентавры потерпели поражение".
"Вред большой от вина получил и кентавр многославный
Евритион во дворце Пирифоя, отважного духом,
В гости пришедши к лапифам. Вином повредивши рассудок,
Он нехорошее дело свершил в Пирифоевом доме.
Горе героев взяло, вскочили они, потащили
Вон его через сени и гибельной медью кентавру
Нос и уши отсекли. А он, повредившись рассудком,
Прочь пошел, унося и плоды своего ослепленья.
С этой поры меж мужей и кентавров вражда разгорелась.
Прежде всего повредил он себе же, вином нагрузившись." — Гомер "Одиссея" (Перевод В.Вересаева)
Песнь двадцать первая, 295-304 (214)
"Побежденные лапифами, кентавры были вынуждены бежать из Фессалии. В другом сражении Геркулес, стреляя из лука, уничтожил их..."
"Греки, разводившие и любившие лошадей, были хорошо знакомы с их нравом. Не случайно именно природа лошади ассоциировалась у них с непредсказуемыми проявлениями насилия у этого в общем и целом положительного существа. Греческий кентавр — практически человек, однако его поведение разительным образом меняется под воздействием вина.
Если в Греции кентавр был воплощением животных качеств, несовместимых с человеческой натурой, необузданных страстей и неумеренной сексуальности, то в Древнем Риме он превратился в миролюбивого спутника Диониса и Эроса. Наибольший вклад в формирование римского варианта образа кентавра сделал, безусловно, Овидий (43 год до н.э. — около 18 года н.э.) в "Метаморфозах". Поэт вносит множество деталей в историю женитьбы Пирифоя и последовавшего затем сражения. В битве участвуют не только Фол и Несс, но и другие кентавры, являющиеся плодом воображения Овидия. Среди них наибольший интерес представляют Циллар и Гилонома.
Циллар — юный, белокурый кентавр, Гилонома — его возлюбленная, девушка-кентавр с длинными волосами, украшенными розами, фиалками и белыми лилиями, "прекрасней которой не было в лесах". Когда Циллар погибает в битве, Гилонома бросается на копье, пронзившее ее возлюбленного, и сливается с ним в последнем объятии".
"В этом сраженье, Киллар, ты не был спасен красотою, —
Ежели мы красоту за такою породой признаем.
Лишь зачалась борода и была золотой; золотые
Падали волосы с плеч, половину скрывая предплечий.
Милая честность в лице; голова его, плечи и руки,
Грудь, мужская вся часть знаменитые напоминала
Статуи скульпторов; часть, что коня изъявляет подобье, —
Не уступала мужской. Придай ему голову, шею —
Кастору будет под стать! Так удобна спина, так высоко
Мышцы приподняли грудь! И весь-то смолы он чернее,
И белоснежен лишь хвост, и такие же белые ноги;
Многих из рода его возбуждал он желанья. Пленила
Лишь Гилонома его. Никакая меж полуживотных
Женщина краше ее не живала в надгорных дубравах.
Эта и лаской своей, и любовью, и клятвой любовной
Держит Киллара одна. Насколько возможно украсить
Тело такое, она его украшает: гребенкой
Волосы чешет, цветы розмарина, фиалки вплетает,
Розы, а иногда белоснежные лилии. Дважды
В день в студеном ручье, что с вершины лесной Пагасея
Падает, моет лицо: погружается в воду двукратно;
И выбирает к лицу зверей пушистые шкуры,
Чтобы себе на плечо или на спину слева накинуть.
Их обоюдна любовь. По горам они странствуют вместе;
Входят в пещеры вдвоем; и в дом к лапифам явились
Оба они и вели то сраженье жестокое оба.
Кто тут зачинщиком был — неизвестным осталось, но слева
Взвилось копье, и в месте, где грудь подходит под шею,
Был ты проколот, Киллар. Задетое легкою раной
Сердце и члены его, лишь вынули меч, холодеют;
И Гилонома тотчас приняла полумертвое тело,
Руку на рану кладет, согревает его, приближает
Губы к губам и душе уходящей препятствовать тщится.
Но увидав, что он мертв, со словами, которых за криком
Слух мой не мог уловить, на копье, что торчало из тела,
Пала она и еще обнимала супруга, кончаясь."
— Овидий "Метаморфозы". Книга 12, 393-428 (213)
"Эта история прекрасного кентавра, его женственной возлюбленной, их верной любви и трогательного самоубийства контрастирует с образом дикого и необузданного греческого кентавра" (248).
"Кентавр был популярным героем росписи ваз. Его художественное воплощение зависело от того, какой кентавр был изображен на вазе. Два самых "цивилизованных" кентавра — Хирон и Фол — обычно изображались с ногами человека, в то время как вся задняя часть их тел оставалась лошадиной. Хирон почти всегда одет, у него могли быть человеческие уши. Фол, напротив, чаще всего предстает обнаженным и непременно с лошадиными ушами.
Кентавр с четырьмя лошадиными ногами воспринимался греками скорее как животное, чем как человек. Несмотря на человеческую голову, его уши — почти всегда лошадиные, а лицо — грубое и бородатое. Кентавра, как правило, изображали обнаженным, с мужскими и конскими гениталиями одновременно. Образ кентавра, безусловно, не был общим для всей Греции: в континентальной ее части кентавров изображали с всклокоченными длинными волосами, а в Ионии и Этрурии — с короткими. Эти существа не обязательно имели при себе лук — чаще бревно или булыжник. Классическим можно назвать изображение смерти Каинея в битве при Лапите: кентавры погребают умирающего героя под горой бревен и камней.
На вазе работы Клития (560 год до н.э.) изображены оба вида кентавров: с одной стороны — Хирон, одетый в хитон и возглавляющий процессию богов в честь новобрачной пары (Пелея и Фетии), дружески приветствует жениха; на обратной стороне — сцена битвы при Лапите. Роспись символизирует двойственность природы кентавров, противопоставляя Хирона, подчинившегося порядку, который установлен людьми, и других кентавров, которые угрожают этому порядку своим диким нравом.
Эти два типа — не единственные, а лишь наиболее распространенные в Греции. Кроме них изображались крылатые кентавры, указывающие на то, что касситская традиция не умерла окончательно. Несколько кипрских терракотовых фигур VII века до н.э. можно с полным основанием назвать "кентавроидами". В отличие от Минотавра с туловищем человека и головой буйвола, у этих существ имеются человеческие головы (иногда — с рогами) и тела буйволов, что, вероятно, связано с культом бога плодородия — быка.
Не меньшую загадку, чем сам образ кентавра, представляет его имя. Ни Гомер, ни другой древнегреческий поэт Гесиод, упоминая о кентаврах, не описывают их наружность, если таковой, разумеется, не считать характеристику "волосатые люди звери". Хотя изображения лошадей с человеческими головами встречаются начиная уже с VIII века до н.э., нет никаких оснований полагать, что во времена Гомера представление о "полузвериных" существах было настолько распространенным, что не нуждалось в комментариях. Современный английский писатель Роберт Грейвс, много обращавшийся в своем творчестве к эпохе античности, считал, что кентаврами Гомер именует представителей воинственного племени, которые поклонялись лошади. Под предводительством своего царя Хирона кентавры выступили против своих врагов лапитов совместно с ахейцами.
Споры о происхождении слова "кентавр" никогда не утихали. По разным версиям, оно могло произойти от латинского "центурия" — "сотня" или греческих "центрон" — "козел", "кентео" — "охотиться, преследовать" и "таврос" — "бык". Также "есть предположение, что слово "кентавр" происходит от "гандхарва"; в ведической мифологии "гандхарвы" — младшие боги, правящие конями Солнца.
"Плиний говорит, что видел гипокентавра, законсервированного в меду и присланного из Египта в дар императору.
В "Ужине семи мудрецов" Плутарх юмористически сообщает, что один из пастухов коринфского деспота Периандра принес ему в кожаной сумке новорожденного детеныша кобылы, у которого лицо, голова и руки были человеческие, а все прочее — конское. Плакал он, как ребенок, и все решили, что это зловещее знамение. Мудрец Фалес, осмотрев его, рассмеялся и сказал Периандру, что и впрямь не может одобрить поведение его пастухов" . Как утверждает предание, он советовал своему господину Периандру не доверять овец неженатым пастухам, если он хочет избежать рождения кентавров. Римский поэт-сатирик Ювенал писал, что «римские женщины нередко обнажали ягодицы перед ослами, завлекая их на половую связь». В Египте такие связи являлись частью церемонии культа плодовитости.
"В пятой книге своей поэмы Лукреций утверждает, что существование кентавров невероятно, ибо лошади достигают зрелости раньше, чем люди, и кентавр в три года был бы взрослым конем и вместе с тем лепечущим младенцем. Такой конь умер бы на пятьдесят лет раньше, чем человек"
"Древнейший из дошедших до нас гороскопов был составлен около 410 года до н.э. в Вавилоне. Не вызывает сомнений то, что зодиакальный Стрелец (Кентавр), так же как Скорпион и Козерог ("антилопа подземного океана" Эя), — образы, навеянные касситскими пограничными монументами. Наряду с созвездием Кентавра Стрельца существует и Южный Кентавр. Под именем зодиакального Козерога кентавр перешел и в искусство исламского мира.
Закрепление кентавра в качестве одного из зодиакальных символов сыграло свою роль в том, что память о нем сохранилась и в средневековье. В бестиариях образ онокентавра, человека осла, однозначно связывали с дьяволом. Средневековый кентавр всегда изображался облаченным в тунику или плащ и непременно держащим боевой лук в руках. Таким его можно увидеть на гербе английского короля Стефана I. Существуют и изображения кентавра с человеческими руками, неуклюже стоящего на единственных задних лошадиных ногах.
В средние века появились онокентавр (комбинация человека и осла), букентавр (человек-буйвол) и леонтокентавр (человек-лев). В индийском искусстве известно изображение человека с ногами буйвола (или лошади) и хвостом рыбы. Для обозначения существ, не схожих внешне с лошадью, но сохраняющих черты кентавра, в научной литературе используется термин "кентавроиды".
На байонском гобелене, запечатлевшем сцены нормандского завоевания Англии (XI век н.э.) в эпизоде, изображающем Гарольда на пути к Вильгельму Завоевателю, присутствуют пять длинноволосых одетых кентавров, двое из них — крылатые. А в эпизоде "Гарольд спасает двоих солдат" изображен кентавроид с львиными лапами. Каменное изваяние еще одного леонтокентавра можно увидеть в Вестминстерском аббатстве в Лондоне.
В "Божественной комедии" Данте встречаем Хирона, Несса и Фола в седьмом круге ада, где они сбрасывают в реку из кипящей крови души "насильников". Данте удается в небольшом отрывке перечислить большинство мифологических черт кентавров. Когда Хирон замечает Данте и Вергилия, он достает стрелу из колчана, висящего у его бедер, и расправляет бороду, чтобы она не мешала ему разговаривать. Хирон не лишен интеллекта: он видит, что нога "того, кто позади, передвигает то, чего касается", и понимает, что Данте жив. Несс вспоминает свое прижизненное ремесло и перевозит Данте и Вергилия через кровавую реку Флегетон. Кентавры седьмого круга — "хранители и распорядители вечной справедливости"
"Меж ним и кручей мчались друг за другом
Кентавры, как, бывало, на земле,
Гоняя зверя, мчались вольным лугом.
Все стали, нас приметив на скале,
А трое подскакали ближе к краю,
Готовя лук и выбрав по стреле.
Один из них, опередивший стаю,
Кричал: "Кто вас послал на этот след?
Скажите с места, или я стреляю".
Учитель мой промолвил: "Мы ответ
Дадим Хирону, под его защитой.
Ты был всегда горяч, себе во вред".
И, тронув плащ мой: "Это Несс, убитый
За Деяниру, гнев предсмертный свой
Запечатлевший местью знаменитой.
Тот, средний, со склонённой головой, —
Хирон, Ахиллов пестун величавый;
А третий — Фол, с душою грозовой.
Их толпы вдоль реки снуют облавой,
Стреляя в тех, кто, по своим грехам,
Всплывет не в меру из волны кровавой".
Мы подошли к проворным скакунам;
Хирон, браздой стрелы раздвинув клубы
Густых усов, пригладил их к щекам
И, опростав свои большие губы,
Сказал другим: "Вон тот, второй, пришлец,
Когда идет, шевелит камень грубый;
Так не ступает ни один мертвец".
Мой добрый вождь, к его приблизясь груди,
Где две природы сочетал стрелец..."
Данте Алигьери "Божественная комедия" (Перевод М.Лозинского),
"Ад", Песнь XII, 55-84 (250)
"Единственное, что упустил Данте в описании "быстроногих зверей", — не указал их лошадиную природу. Образованный итальянец, вне всякого сомнения, не только читал Овидия, но и видел бронзовых римских кентавров, полагая, что его читатели не хуже знакомы с ними. Однако иллюстраторы комедии, похоже, имели на этот счет значительный пробел. Один из них изобразил кентавра с человеческой головой, растущей прямо из груди лошади, разумеется, без рук и торса. Стоя перед задачей изобразить кентавров лучников, художник совершенно растерялся и нарисовал их просто как обнаженных мужчин.
В "Истории Трои" Лефевра кентавр по непонятной причине становится союзником троянцев. Кентавр "с гривой, как у лошади, глазами красными, как угли, метко стрелял из своего лука; зверь этот вселял ужас в греков и многих из них поразил своими стрелами". Видимо, именно эта история была известна Шекспиру. В "Троиле и Крессиде" герой Троянской войны Менелай говорит: "Ужасный кентавр вселил страх в наших воинов". В кентавре Шекспира возрождается греческий образ этого существа — угроза общественному порядку.
В XIX веке образ кентавра привлек к себе еще больший интерес в литературе и искусстве. Гете сделал Хирона одной из центральных фигур в описании Вальпургиевой ночи в "Фаусте". Здесь Хирон снова становится мудрым и добрым существом. Именно он отвозит Фауста на встречу с Еленой. Для Гете Хирон — олицетворение мужской красоты — "он получеловек и безупречен в беге"
Приложите ухо все
Здесь к земле, травой покрытой,
Слышу на речной косе
Отзвук конского копыта.
Знать бы только, кто так скор,
Что летит во весь опор?
Фауст:
Кажется, земля трясется
Под галопом иноходца,
Не верю сам
Своим глазам!
Какая встреча!
Чем я отвечу?
Искусный, пылкий всадник мчит.
С конем он неразрывно слит.
О конь и получеловек,
Все, все сказал мне твой разбег.
Тобою может быть один
Филиры знаменитый сын.
Стой, стой, Хирон, и отзовись!
Хирон:
Ну, что тебе?
Фауст:
Остановись!
Хирон:
Я мчусь без устали.
Фауст:
Постой.
Тогда возьми меня с собой.
Хирон:
Садись. Начни свои расспросы.
Куда тебе? Тебя б я мог
Перенести через поток
С крутого этого откоса.
Фауст:
Мне все равно. Я — твой навек
Должник, великий человек,
Взрастивший целый род героев
Достоинством своих устоев,
Круг аргонавтов, с прочей всей
Семьей больших богатырей.
Хирон:
Не говори о воспитанье.
Была Паллада скверной няней.
Живут, урокам вопреки,
Своим умом ученики.
Фауст:
Тогда приветствую врача,
Который, всякий вред леча,
Все травы изучил на свете
И сам еще во всем расцвете.
Хирон:
Да, в старину, признаюсь сам,
Умел я врачевать раненья,
Но я теперь свое уменье
Оставил бабкам и попам.
Фауст:
Как человек большой, ты скромно
Увиливаешь от похвал,
Как будто сам ты слишком мал,
А подвиги других огромны.
Хирон:
А ты мне льстишь, как все льстецы
Втираясь в хаты и дворцы.
Фауст:
Но согласись: ты жил со всеми,
Которых выдвинуло время,
И прожил жизнь, как полубог."
Иоганн Гете "Фауст", перевод Бориса Пастернака (171)
"Кентавра изображали на своих полотнах и в оккультурах Боттичелли, Пизанелло, Микеланджело, Рубенс, Беклинг, Роден, Пикассо и многие другие. Ему посвящено множество литературных произведений и научных трудов. В XX веке кентавр также не остался забытым" (248).
"Кентавры фэнтези несколько более идеализированы, нежели мифические. Они ведут буколическое существование в лесных рощах, дружат с эльфами, заботятся о растениях, вобщем — прирожденные друиды"
"Копыта кентавра были наполовину скрыты жесткой белой шерстью, могучие бабки толщиной оказались с человеческое тело, спина — лошадиная спина — больше метра шириной и почти в двух метрах от земли. Пропорционально этому велик был и человеческий торс кентавра, а глаза его смотрели на людей с высоты метра в три..."
"Однако склонность к неумеренным возлияниям и неспособность себя контролировать после совершения оных кентаврам сохранили. Жидкую валюту эти существа предпочитают всем прочим, но горе тем чужакам, которые рискнут разделить с ними выпивку..."
"Они в самом деле были кентаврами, хотя и не совсем такими, каких рисовали художники Земли. И не удивительно. Властелин, создавая их в своих лабораториях, вынужден был сделать уступки реальности. Главное переустройство определялось нуждой в кислороде. Большая животная часть кентавра должна была дышать — факт, игнорируемый традиционными земными изображениями. Воздухом требовалось снабжать не только верхний, человеческий торс, но и нижнее териоморфное тело. Относительно небольшие легкие верхней части не могли удовлетворить потребности в воздухе.
Более того, желудок человеческого туловища остановил бы всякое снабжение питанием большего тела под ним; даже если бы к большим конским пищеварительным органам присоединили небольшой желудок для передачи пищи, все равно встала бы проблема диеты. Человеческие зубы быстро сотрутся под стачивающей их травой.
Поэтому гибридные существа, несшиеся столь быстро и угрожающе к людям, не во всем совпадали с мифическими созданиями, послужившими их прототипом.
Рты и шеи были пропорционально большими, чтобы позволить вдохнуть достаточно кислорода. На месте человеческих легких находился похожий на меха орган, гнавший воздух через горлоподобное отверстие, а оттуда — в большие легкие конского тела. Эти легкие были больше лошадиных, потому что вертикальная часть увеличивала потребность в кислороде. Пространство для больших легких создавалось за счет удаления более крупных травоядных пищеварительных органов и заменой их меньшим плотоядным желудком. Эти кентавры ели мясо, включая тела своих индейских жертв.
Конская часть достигала размеров примерно с земного коня. Шкуры были гнедые, белые и пегие. Конский волос покрывал все, кроме лица. Последнее почти вдвое больше нормального человеческого, было широким, скуластым и большеносым. Черты лица — будто, в увеличенном масштабе, походили на лица индейцев Земли.
Боевая окраска расчерчивала их черты, а головы украшали шляпы с перьями и шлемы из буйволиных шкур с выступавшими рогами.
В качестве оружия они использовали бола: два округлых камня, закрепленных на концах сыромятного ремня." — Филипп Джозеф Фармер "Создатель Вселенной"
